Тоомас Нипернаади

- Да у тебя у самого ничего нет! - нетерпеливо вставил Нипернаади. - Видно, придется мне просить пастора, быть он собрал для тебя сколько-нибудь марок, не то совсем оголодаешь. Живот к спине присохнет, его тогда ни керосином, ни бензином не отделить. Тоже мне богатство у него, тоже мне состояние! Да ты лучше загляни разок ко мне, я покажу тебе свои богатства, так ты не сходя с места ослепнешь и оглохнешь. Тысяча моих кораблей бороздит моря, и все полны золота, зерна и шелков. Тысяча поездов мчится по земле, и груз их дороже двух королевств, вместе взятых. Сотни тысяч рабочих, как муравьи, добывают мне в недрах земли золото и серебро, и каждый из них горбится под тяжестью мешков с золотом! Приди взгляни на мои поля, они начинаются там, где встает солнце, и кончаются там, где оно вечером садится, и вся эта нива золотится пшеницей. Приди взгляни на мои заводы, там трубы стоят гуще, чем всходы ржи на твоем поле, и под каждой трубой на меня и только на меня трудятся десять тысяч рабочих. А может, хочешь увидеть мои леса, где у меня лосей и косуль больше, чем крыс в твоих амбарах?

А-а, ты скалишься, ты лопаешься от зависти и думаешь, ох и горазд этот плотогон хвастать. Нет, братец, я совсем не плотогон, а на то, чтобы гонять на плотах по рекам, у меня есть другие причины. И изучаю земли и примечаю людей; а как нахожу вора или жулика, отправляю его за решетку. И о тебе, Хабаханнес, я ничего хорошего подумать не могу, нет, никак не могу. Ты ли в молодости не гонял на чужих лошадях и не рыскал ночами по чужим амбарам?

У Хабаханнеса трубка выпала изо рта, но он не поднял ее с земли.

- Бешеный, бешеный! - прохрипел он, кипя злобой. - Плотогон бешеный!

- Ничуть не бывало, - улыбчиво проговорил Нипернаади, - зато я знаю хабаханнесовы грехи. Думаешь, я даром трачу время и языком тоже чешу так, для развлечения? У меня немало друзей среди влиятельных господ, с их помощью одолеем и Хабаханнеса!

- Бешеный, бешеный! - возопил Хабаханнес и припустил во всю прыть к дому.

- Собирай батраков, собирай собак, сделаем из плотогона котлету! - заорал он, вбегая во двор. - Вором меня обзывает, угрожает тюрьмой, я, говорит, беднее нищего. А у него состояния больше, чем в двух королевствах, вместе взятых, так эта мразь говорит!

Он уже не в силах был сдерживать ярость. Но когда Малль повелительно и жестко глянула на него, вдруг стих, сник и стал подробно рассказывать дочери результаты своего похода.

- Вот это парень! - в восторге воскликнула Малль.

- Да уж, парень, ничего не скажешь! - с издевкой отозвался Хабаханнес. - так поносит да хвастает, что волосы дыбом становятся.

- А может, и впрямь богат, - размышляла Малль, - а то зачем ему об этом говорить?

- Так, может, богат? А может, и нет? - рассуждал Хабахханнес. - Этих нынешних не разберешь, сам пастух-пастухом, а в карманах денег без счета. Иначе не плевал бы на мое добро, не сидел бы у этого хрыча. Должно у него что-то быть, дом какой-нибудь в городе, бакалейная лавочка или галантерейный магазин. А может, это его лес сплавляли по весне, парни плыли впереди, а хозяин на последнем плоту следом? Так оно, видно, и есть, так и есть, потому и плотогоны этой весной не посмели здесь остановиться, пронеслись словно ветер.

Ох, как Хабаханнес теперь пожалел, что так повелительно и надменно разговаривал с плотогоном! Он отлично знает, что Малль этого дела не оставит, душу вынет, а придется ему искать примирения с плотогоном. И сюда придется его заманить, хоть на минутку, чтобы Малль его повидала, посидела бы с ним и оставила бы его, Хабаханнеса, в покое. Вот почему он не мешкая берет шапку и выходит.

- Схожу-ка потолкую с ним еще разок, - примирительно произносит Хабаханнес, - может, теперь уговорю зайти?

- Попроси, залучи его! - кричит Малль вслед отцу.

И от он уже издали снимает шапку, улыбается, снова здоровается с плотогоном, отыскивает в траве свою трубку и дружески объясняет, что совсем ни к чему плотогону так уж гневаться, никаких к тому не причин.

- Это у нас так принято — как незнакомого завидишь, сразу обругай его почем зря и смотри, что дальше будет. Стоит ли из-за этого плохо думать или зло держать.

Потом они разговаривают о том о сем, и когда наконец, Хабаханнес настоятельно просит навестить его, Нипернаади уже не перечит. Чуть не в обнимку они идут к хутору Хабаханнеса, где Малль уже поджидает их возле раскрытых сундуков и шкафов.

А когда вечером Нипернаади возвращается домой, в руках он держит увесистый узел и тащит на веревке телку. Животное он заводит в хлев, а узел развязывает на траве.

- Локи, Локи, - весело зовет он, - беги скорей сюда! Посмотри-ка, что принес нам клещ Хабаханнеса — тебе три новых юбки, а отцу телушку. Ай да клещ, сам сатана взял бы его! Я смотрю, удивляюсь, - кто это несется так, что земля дрожит, пыль столбом, а глазищи у него краснющие, огромные как колеса. И что ты думаешь? Клещ!

Локи заметалась то к юбкам, то к телке, глаза сияют, щеки пылают от неожиданной радости.

- Что, и вправду клещ? - недоверчиво спрашивает она. - Вправду клещ и никакого здесь нет обмана?