Тоомас Нипернаади

На дворе хутора он увидел, что сыновья все еще сидят на траве и молча таращатся друг на друга. Он прислонил каннель к стенке, снял кепку, поздоровался с каждым за руку и скорбно сказал:

- Здравствуйте-здравствуйте, дорогие родичи, тяжкое горе постигло нас.

- Такое горе, - отозвался за всех старший, - ума е приложу, что теперь делать, как быть. Смерть настигла нашу матушку слишком неожиданно — кто бы мог такое предвидеть? Надо, наверно, известить о ее смерти и звонаря и пастора, они, наверно, все, устроят, как положено. И этот Янка чертов никак не возвращается, его бы к пастору и послать!

- Ничего, справимся, - ободрил их Нипернаади.

Он пошел впереди, а братья робко потянулись за ним следом, войдя в дом, Нипернаади остановился у постели умершей, шевеля губами, тихо прочел молитву, потом закрыл покойнице глаза. Затем он тщательно обшарил изголовье, изножье постели, сундуки. Вытащил из-под матраца хуторские бумаги и пачку денег. Документы он вручил старшему брату, деньги же аккуратно пересчитал, объявил сумму братьям и убрал всю пачку в ларец, закрыл его, а ключ положил пока к себе в карман. Покончив с этим, он принес со двора доски, положил их на лавки и с помощью братьев уложил покойницу на подмостки.

- Остальным займутся женщины, - произнес он.

Вскоре большая комната и правда заполнилась женщинами. Вздыхая и причитая, они покрутились вокруг умершей, словно сороки вокруг еще шевелящегося зверя. А потом вдруг подскочили к покойнице, и разом работа закипела; грели воду, доставали из сундука чистую одежду, и вот уже труп хозяйки у женщин в руках вертелся, как узел с бельем, который моют и трут чуть ли не в самозабвенном ожесточении.

Нипернаади распоряжался при этом как свой человек. В шкапу он отыскал водку, выпил сам, дал приложиться женщинам и без устали нахваливал прекрасный характер покойницы. Потом он вышел.

Он поспешил к озеру. Солнце розовело  встречь наступающему вечеру. Воздух стал синь, и лучи пробивались, как сквозь туман. Озеро покрылось красноватыми пятнами. Облака отражались в нм плещущимися лебедями. Нипернаади сел на берегу и стал смотреть. В куге играла рыба.

Вдруг он услыхал, как вскрикнула девушка. Вскочил и бросился на крик.

- Гадюка, гадюка! - кричала обнаженная девушка, выбегая из воды.

Нипернаади накинул ей на плечи платок и подхватил на руки.

- Глупышка, не кричи, в воде от гадюки зла не будет, - он улыбался.

Девушка испуганно взирала на незнакомца. Мокрые волосы облепили ее плечи. По щекам и алым губам сбегали капли воды. Она обомлела, потом затрепыхалась.

Нипернаади рукавом насухо вытер ей рот, набросил на плечи рубашку, юбчонку и сказал:

- Не бойся, я не злой человек. Здесь я никого не знаю, мой дом далеко отсюда, за лесами, за полями. Решил вот попутешествовать и нежданно-негаданно оказался на похоронах двоюродной сестры. Тебя как зовут-то?

- Милла, - застенчиво ответила девушка.

- Ты не бойся, Милла, а давай лучше будем дружить.

Чуть поодаль стояла рыбацкая лачуга. Это было глинобитное сооружение, на затылке которого громоздилась широкая крыша. Из маленькой трубы вился дымок. Девушка нетерпеливо посмотрела в ту сторону.

- Твой, что бы, дом? - спросил Нипернаади.

Девушка кивнула. Ее разгоряченное лицо было обращено к заходящему солнцу и глаза сверкали в сполохах заката. Испуг она уже пережила и теперь колебалась, то ли сразу бежать домой, то ли остаться ненадолго. Алые губы расплылись в улыбке, она оглядела нежданного спасителя и, чтобы только не молчать, проговорила:

- Лийз была дрянной человек, а братья — бестолочь один к одному.

- Это точно, - сразу согласился Нипернаади. - Разве это люди, разве это хутор! Ветер задувает со всех сторон света, в доме зуб на зуб не попадает. Поля заброшены, скотина некормлена. Один-единственный разумный человек — пастушонок.

- Янка мой братец, - потупилась девушка.

- Ну да? - удивился Нипернаади, - что же ты не пришла посмотреть на покойницу?

- Братья меня терпеть не могут, - объяснила Милла. - Они высматривают отцовские сети и неводы, а потом тайком вытаскивают оттуда все жерлицы и донки. Я с ними часто схватываюсь, воюю — отец-то у меня старый, совсем никудышный, только и может, что сидеть, с удочки глаз не сводить. А так ему без меня и шагу не ступить. С этими братьями я прямо замучилась, и хуже всех Ионатан — злой, шкодливый, ни на миг покоя не даст. То мою лодку затопит, то камнем в окно швырнет, так и норовит какую-нибудь пакость учинить.

Наступил вечер. Теплый и душный. Озеро потемнело, краски на его глади потухли. Длинные тени от кустов и деревьев зарябили по воде. Тут и там поднимался сизый туман. Из камышника донесся задышливый кашель.

- Вот видите, надо ехать за отцом, - сказала девушка и пригнула в лодку. Одна быстро заработала веслами, капли воды взлетали вокруг нее, словно ледяные брызги, за лодчонкой потянулся длинный переливчатый хвост.

- Ау! - крикнула девушка, сложив весла в лодку и прислушиваясь. Над камышом показалась белая голова и концы удочек.

- Сюда, сюда! - прохрипел старик.

Нипернаади направился к дому.