Тоомас Нипернаади

- Видишь, Кати, каким прекрасным может быть дом! В свете осеннего солнца желтеют леса и поля. Постой, ты слышишь?... Это дикие гуси, они летят на юг. Слышишь, как они перекликаются — га-га, га-га! Зима в этом году будет ранней. Раз дикие гуси полетели, - холода не за горами, надо спешить хлеб убирать. А может, они еще не улетают, а просто кричат себе над озерами, семьи свои созывают? Ну и пусть — ссыпем хлеб в закром, а когда снег завалит наше подворье, заживем под снегом, как медведи в берлоге, ты будешь жужжать своей прялкой, а я — раздумывать о былом. Мне есть над чем поразмыслить, о чем подумать. Эх, избавиться бы только от этого треклятого дядюшки!

Вскочив нетерпеливо, он сделал несколько шагов, вернулся.

- Отчего ты молчишь? - укоризненно спросил он Кати. - Сидишь, словно воды в рот набрала.

- Осенью солнце уже не греет, - ответила Кати. - И одета я не так уж тепло. Даже платок забыла.

- Неужели у тебя нет даже платка?! - воскликнул  Нипернаади. - Бедолага, что же ты сразу не сказала, пошли домой. Я тут распустил язык, а ты слушаешь и мерзнешь. Нет, Кати, так не годится, надо прямо на этих днях съездить в город. А пока отыщу тебе что-нибудь в доме. Там непременно что-нибудь да найдется, может, даже юбка шерстяная, старые сапожки подвернутся. А сейчас беги — нам уже давно пора обедать.

Он схватил девушку за руку, не разбирая дороги, на руках переносил через канавы и ручьи, набросил ей на шею плети хмеля.

- Вот ты уже и раскраснелась! - обрадовался  Нипернаади. - Теперь тебе, наверное, жарко?

Они вернулись на хутор, оба пунцовые, разгоряченные.  Нипернаади собрал поесть, порылся в погребе и кладовых, в клети и комнате.

И пока Кати ела,  Нипернаади сновал по дому. Вскоре он явился с целым ворохом одежды.

- Взгляни-ка, что я нашел! - радости его не было предела. - Тут и юбки, и блузки, и сапоги, и платки, пальто и чулки. Посмотри, подойдут тебе? И выбирай смело, раз я даю, можешь брать смело.

- Нет, нет, - досадливо отмахнулась Кати. - Я ничего не хочу. Ты понабрал вещи своей прислуги, что здесь когда-то была, и предлагаешь мне. Нет, ты немедленно унесешь все до последнего лоскутка, отнесешь на прежнее место, слышишь, Тоомас?

Растерянный, беспомощный стоял  Нипернаади с юбками и блузками.

- Отчего ты не хочешь ничего взять? - расстроился он. - Хозяин Хансуоя предлагает тебе от чистого сердца, а ты не берешь. В конце концов ты и в город не захочешь со мной поехать, а к пастору тоже не поедешь?

- Ах ты, глупый! - досадовала Кати. - Ты и в самом деле не умеешь отличать свое от чужого. Ведь это не твоя одежда!

- Но хозяин тут я! - упрямился  Нипернаади.

Юбки он все-таки унес. И грустно сел рядом с Кати.

- Ты такой смешной, - сказала Кати, гладя руку  Нипернаади, - все хлопочешь обо мне. Взглянул бы лучше на себя! Пиджак без единой пуговицы, карманы совсем расползлись. И башмаки прохудились, когда ты шел по дороге впереди меня, я все время видела твои ступни. Теперь ты дома, чего же не переоденешься?

Нипернаади улыбнулся, подумал и сказал:

- Знаешь, Кати, ты, наверно, права, но сначала мне хочется сходить в баню. Завтра же, как только все приедут, велю протопить пожарче баню, а потом ты меня просто не узнаешь!

Подоспел домой и Моормаа, не переставая ворчать, входил в комнату и выходил из комнаты, поел, поспал и снова ушел работать. Уснула и Кати.  Нипернаади долго бродил по полям, смотрел, как кружатся листья, долго бродил по полям, смотрел, как кружатся листья, слушал птичий щебет, помог Моормаа косить, а под вечер вернулся на хутор. Кати трудилась в хлеву, накормила коров и свиней, а вскоре — слышно было — принялась доить. Возвратясь домой и обнаружив, что работу уже сделана, батрак возрадовался.

- Дельную девку привел! - сказал он  Нипернаади. И, похоже, сам испугался своей похвалы, быстро отвернулся и ушел в дом. Не в его характере было кого-нибудь хвалить, он словно сам устыдился собственных слов.

- Побродяги этакие! - буркнул он в свое оправдание. - И чего шатаются по белу свету, эта девка и парень? Родственники, говорит, в гости, говорит, это кто же в самое-то горячее времечко принимать их будет? Только честных людей беспокоят. А может, жулики нарочно день выбрали, когда хозяина дома нет, чтобы лошадь украсть или корову? В наше время людям веры нет, ходят, с лица ангельские, а творят такое, что не приведи господь.

Вот так, ворча себе под нос, батрак преспокойно уснул, оставив ключи от хлева Кати.

К ночи  Нипернаади отвел Кати спать в сенник, чуть поодаль от дома.

- Здесь тебе будет спокойнее, - объяснил он девушке. - А ну как ночью возвратятся родственники с ярмарки, шуму-гаму не оберешься, уж мне ли их не знать. Как начнут кричать, тут уж не поспишь. Вот тебе подушки, одеяла и простыни, а я пойду спать на сеновал. Спокойной ночи, милая!

Кати с грустью смотрела ему вслед.

Смотрела в темноту, пока слезы не выступили на глазах.