Тоомас Нипернаади

Тоомас Нипернаади стоял за дверью хлева и с интересом наблюдал за перебранкой хозяев. Два великана, отец и сын, расставив ноги, стояли друг против друга, как два вековых дуба, огромные, кряжистые, лица будто из обожженной глины, так что Лийз и батрак Моормаа рядом с ними казались малыми детьми. Два великана перекорялись, при этом бутылка водки переходила из рук в руки, доходя порой и до Лийз с батраком, пока не пустела и из отцовского кармана не появлялась новая. Так, в шуме и гаме, в питье и  перебранке, шло время, солнце было уже высоко, а лошадь и бык по-прежнему стояли посреди двора — усталая, понуро-безразличная лошадь и свирепый, глядящий исподлобья бык.

- Моормаа, заячий хвост! - крикнул хозяин, - велел же я тебе убрать лошадь! Уведи ее с глаз долой!

Батрак подошёл к лошади и принялся быстро распрягать ее.

- Пьяные дикари, - ворчал он, - в тюрьме таким место. И дня больше не хочу тут служить, порядочные люди хлеб убирают, а эти пьют да буянят. Нормальные хозяева с ярмарки домой деньги везут, с поденщиками на осень сговариваются, прислугу нанимают, а этим в поле послать некого. Убери лошадь прочь с его гнусных глаз, будто мне больше и делать нечего. Беги встречай его, барина великого, хвостом виляй, как перед помещиком, часами выслушивай его глупую болтовню да пьяное бахвальство! Нет, завтра же соберу все свои пожитки, и куражьтесь тут хоть до судного дня!

Раздосадованный, он отвел лошадь в конюшню, отвязал быка, подвел к разбитой телеге и ушел.

Бык, ощутив неожиданную свободу, злобно вздернул голову и фыркнул. Сделал пару шагов и как бы залюбовался ссорящейся троицей. Взрыв землю копытом, он пригнул голову, как будто готовился ударить.

- Бык, бык! - в испуге закричала Лийз и в один прыжок очутилась за оградой.

Сын Яан, покосившись на быка, засобирался и позвал отца:

- Отец, пойдем в дом, пусть эта скотина погуляет по двору.

Но Яак с бутылкой в одной руке и кнутом в другой встал посреди двора, здоровенный, сильный, такой же разъяренный, как бык.

- Моя скотина должна меня слушать! - сказал он и шагнул навстречу быку.

- Отец, да послушай же, уйди в дом! - позвал с порога сын Яан. - Что за идея тягаться с быком, лучше отведем его в хлев, привяжем в стойле за кольцо в носу, тогда и наказывай его, сколько угодно. Уйди, отец!

- Моя скотина должна меня слушать! - повторил хозяин и сделал еще несколько шагов. - Так, значит, ты и есть та самая тварь, за которую на ярмарке не дают и сотни крон, которая крушит мою телегу, отправляет в канаву кадушку с маслом и вываливает в грязь мою салаку? Я тебя, висельника, растил, молоком и зерном выкармливал, весь свой запас муки в тебя угрохал, а ты, значит, мне одни неприятности и смертельные обиды?! Мне из-за тебя, поганого, глаза со стыда девать некуда, люди в меня пальцем тыкать будут, будто я шлюха какая-нибудь. Хозяин Хансуоя не боится тебя, паршивой скотины, да я в сто раз выше тебя. Вот возьму тебя за рога и поставлю на колени, а? Или, думаешь, у меня сил не хватит?

Он взмахнул раз-другой кнутом, и бык попятился.

- Отец, отец! - звал из окна сын. - Уйди, что же ты бушуешь! Совсем взбесишь скотину, тогда будет не до шуток, он тебя так подденет, что и не очухаешься. Уйди в дом, отец!

В  голосе сына уже слышался страх. Лийз, жена Яана, прижалась лицом к ограде и горящими глазами следила за каждым движением отца. Ее очень сердило, что муж струсил и удерживает отца. Чего он суется, хозяин сам знает, что делать со своим неукротимым зверем. А уж укротить и проучить этого быка надо непременно, чего он разбивает бочонок с салакой, разности телегу и швыряет в канаву целую кадушку масла. И в хлев его покормить не зайдешь, только и знает пялится, ревет и, как безумный, грозит рогами. Нет уж, пусть Яан помалкивает, хозяин сам знает, что делать.

- Уйди в дом, отец! - не унимался сын.

Отец отхлебнул пару раз из своей бутылки, сунул ее в карман и пошел на быка.

- Что, зверюга, боишься? - ухмыляясь, спросил он. - Боишься хозяина? Нечего таращиться, подойди и смирно прими заслуженную трепку. Ах ты, висельник, дьявольское отродье, все беды от тебя! Я в тебя вобью ум и послушание, я из тебя лепешку сделаю! Ах, ты еще и злишься, ты на хозяина рога выставил, землю роешь? Ну, постой, я научу тебя послушанию!

Хозяин пару раз огрел быка кнутом по голове и встал прямо перед ним. Но бык перестал пятиться, повернулся на месте, свесил голову и уставился на хозяина свирепыми, налитыми кровью глазами. Фыркнул, и белый пар заклубился перед ним.

- Висельник этакий, - произнес Яак Лыоке, - не боится меня, совсем загордился!

Снова размахнулся, жахнул быка раз, другой, третий. Как дикарь, кричал на скотину. Такой же здоровенный и сильный, как бык, полушубок, пиджак и жилет расстегнулись, рубаха торчит, уши от шапки болтаются, а ногами будто в землю врос.

- Отец, отец! - испуганно звал Яан. - Иди наконец в дом, давай в дом, отец!