Как была в платье и тренче для фотосессии, так и выхожу на улицу, кутаю Виту в плед, защищая от ветра. Семён открывает дверь, и я забираюсь на заднее сиденье машины. Кормлю дочь. Спать ей еще рано, но, вероятно, Вита слишком испугалась — закрывает глазки и тут же сладко сопит. Глажу ее, перебираю темные волосики, улыбаюсь. Осторожно оттягиваю губу и, замерев, любуюсь на кончик белоснежного зуба. Вау. Фантастика. Я создала человека, и он функционирует. У него растут настоящие зубы. Дух захватывает. Мне только девятнадцать, а я уже создала такую крутую «штуковину», как Вита.
Помимо первого зуба, у моей дочери большие карие глаза, смуглая кожа и тонкие пальчики.
Вита родилась не похожей на меня. Время идет, и с каждым месяцем становится яснее, что от рыжей долговязой мамочки если что-то и досталось, то глубоко внутри. Опять улыбаюсь. Такая она славная, хрупкая девочка. Это магия какая-то — увидеть однажды абсолютно чужого мужчину, родить от него ребеночка, так сильно на него похожего, и осознать, что значит держать в руках собственное сердце.
Мама всегда говорила, что я пошла в отцовскую породу, у него в семье были рыжие. Получается, Вита пошла в породу своего отца? Ну и что! Это ведь, наоборот, прикольно.
Вновь нежно целую дочку в лоб и некоторое время держу на руках, прижимаю к себе, баюкаю. Не способна я отстраниться. Прислушиваюсь к дыханию.
Посидев вот так в тишине со спящей Витой, я понимаю, что сама не в порядке. Откат настигает резко и основательно. Я прокручиваю в голове те секунды, когда трясла ее, когда отключила страх и действовала, и чем явственнее все это вспоминаю, тем ощутимее ужас. Он жуткий, сродни животному. Вдруг бы не получилось? Вдруг бы не смогла? Что было бы, если бы кусочек яблока не вылетел?
Дурно. Зато плотину прорывает. Слезы катятся, я громко всхлипываю. Вита хмурится, как будто готова проснуться и разделить мои страхи. Торопливо укладываю ее в кресло, поправляю плед. Сама выхожу на улицу и мягко прикрываю дверь. Порыв ветра раздувает волосы и кусает мокрые щеки.
Я прижимаюсь спиной к машине и, закрыв лицо ладонями, переживаю этот стресс заново. Пропускаю через себя. Не дай бог пережить еще раз. Врагу не пожелаю.
Семён появляется откуда ни возьмись. Он всегда ждет на улице, пока я кормлю дочку. Подходит близко, выглядит взволнованным.
— Все в порядке, Ань?
Хороший он парень. Добрый, отзывчивый. Громко выдыхаю.
— Блин, зря я поехал тачку мыть. Не дай бог что, я бы себе никогда не простил. Ужасно себя чувствую, аж нутро горит.
— Я тоже. Никогда бы себе не простила, не пережила бы.
— Анька, ты молодец. Не растерялась, все сделала четко. — Он подходит еще ближе, голос звучит мягко, успокаивающе. Умеет Семён подобрать слова, это правда. — Поступила как настоящий боец отряда «Альфа». Я бы тебя взял с собой в разведку.
— Да конечно! — хмыкаю.
— Точно говорю. Отставила панику и сделала мою работу, причем блестяще. Следующую зарплату перечислю тебе, заслужила по праву.
Я прыскаю.
— Давай сторгуемся на тридцати процентах, — улыбаюсь. — Это ведь ты научил, как оказывать первую помощь в таких случаях. Сёма, спасибо, я не знаю, откуда бы еще эти знания возникли в моей голове. Это все ты и твой инструктаж.
— Думал, ты меня тогда не слушала, — произносит он с улыбкой.
— Слушала. Я всегда тебя слушаю, ты интересно рассказываешь.
Он делает еще один шаг ближе, и я наконец расслабляюсь.
Сёма рядом больше года, несколько раз в неделю как штык. Он много раз доказывал, что надежный и настоящий. Ни разу не позволил себе грубого слова, всегда похвалит и поддержит. Его работа — защищать нас с Витой, помогать нам, и я понимаю, что наша почти дружба чуть выходит за рамки отношений телохранитель-подопечная.
Он замечательный человек, а мне как никогда нужна поддержка. Обнимаю за шею и снова всхлипываю.
— Ну ладно. Все позади. Ты крутая мамочка.
Семён обнимает за талию, его ладони сжимают сильно. Это слишком, потому что я упираюсь грудью ему в грудь. Хочу отстраниться.
Тогда он приподнимает меня и болтает в воздухе, заставляя рассмеяться. Мы почти одного роста, но Семён крепкий, попробуй выскользни из тисков его рук. Я чувствую облегчение, хотя кровь до сих пор бурлит, да и сердце не успокоилось.
Хочется или бежать, или кричать, или что-нибудь еще сделать! Моя дочка жива и здорова! Я ее спасла!
Наши глаза встречаются. У него — светло-голубые, добрые. Улыбка широкая и почти мальчишеская. Такой невозможно не улыбнуться в ответ.
Семён возвращает на землю. Я почему-то смущаюсь и отвожу глаза, в этот момент он наклоняется и целует в губы.
На миг замираю, как-то вдруг до глубины души растерявшись. Он делает движение, он действительно меня целует. Пря-мо сей-час! Прикрывает глаза в наслаждении и искренности. А я-то пялюсь на него, в полном шоке. Будто в паутину попала, не в силах с места сдвинуться. Он хороший, он друг. Что же мы делаем?