Вновь приоткрываю дверь душевой и просовываю руку с бутылкой. Макс стоит, не шелохнувшись. Раздетый по пояс, в одном трико. В десяти от меня сантиметрах. Качаю головой. Толкаю его в плечо шампунем и грубо бурчу:
— Держи и уходи.
Пульс мгновенно ускоряется. Так Максим раньше не делал. Может, у него и заканчивался шампунь, но я об этом знать не знала. Мылся мылом, наверное.
Пялюсь на его спину, на широкие плечи, крепкие мышцы. Розовые рытвины по лопаткам.
— Капе-ец, — тяну, — что за бешеная сука тебя исцарапала?
Он вдруг оборачивается и смотрит на меня. В глаза прямо. И я свои не отвожу, потому что, если так сделаю, он начнет пялиться на мое тело. Я же голая абсолютно!
Держу взгляд. Усилием воли держу.
— Не говори так о моей жене, — криво улыбается Максим. Его взгляд скользит ниже, вновь к глазам возвращается. — Что за псих тебе на шее засосы оставил?
— Какой-то псих, — бормочу, обнимая себя.
Жар покидает кабинку. Я беспомощно свожу брови вместе.
Убирайся. Пожалуйста. Знаю, это твой дом, твоя душевая, но… убирайся.
— Привет, — выдает вдруг Макс как-то иначе. Глубже, ласковее? Но при этом не сюсюкаясь, как делал со мной раньше.
Такого Макса я не знаю и не представляю, как реагировать. Это вам не дешевое «малыш».
Ошарашенно отвечаю:
— Привет.
— Как у тебя здесь тепло. Моя комната и душевая подмерзают. Пустишь к себе погреться? — Он наклоняется и стягивает штаны.
Я в полном шоке пялюсь на него, не понимая, кричать, стыдить его цыганскими штучками или молча выйти? Фотография простыней на телефоне, а тот в спальне.
На ум приходит то, чем муж попрекал буквально вчера.
Мы и правда весь вечер снова говорили обо мне и моей работе.
Щеки пылают. Шок сковывает. Максим отбрасывает штаны в корзину, я улыбаюсь и говорю:
— Кстати, не успела спросить. Как у тебя дела на работе?
— Щас расскажу. — Он делает шаг вперед.
Глава 19
Максим заполняет собой большую часть душевой кабины. Я быстро отворачиваюсь, выдавливаю гель на ладони и начинаю тереть плечи. Свои, разумеется. Бока, спину.
Он настраивает температуру, прибавляя пару градусов. Встает под поток воды, касаясь бедром моих ягодиц. Да не просто касаясь — обжигая неправильностью! Отстраняюсь тут же. Отскакиваю.
Мы голые.
Мы оба здесь голые!
Его ладони падают на мою талию, заставляя вновь вздрогнуть.
— Толкнул? Прости. — Он удерживает. — Не хотел, Ань, тесно тут, — просит прощения с улыбкой на губах!
Я этот тон ни с чем не перепутаю, Максу весело. Сам пальцами перебирает.
Спиной к нему стою. Вдох-выдох. Это всего лишь отец моей дочери, он был на родах, он мне как… брат уже. Наверное.
Почти бывший муж. Мы разводимся. Разъезжаемся. И все такое прочее. Мне надо меньше истерить и вести себя адекватнее.
— Все в порядке, — отвечаю, — тут не очень скользко. Руки можно убрать. — И надавливаю голосом: — Максим.
Если бы он полез сейчас и стал лапать, я бы разозлилась от обиды, но он отстраняется, и я в недоумении.
— Будь осторожнее. — Макс снова встает под поток воды и начинает вещать практически буднично: — На работе бои не на жизнь, а на смерть. Я задолбанный, ты даже не представляешь насколько. Помнишь Дениса? Проворачиваем с ним одну идею спорную. А, на митинг сегодня ездили. Народ, кстати, про тебя спрашивал.
— Да? Серьезно? А что именно?
— Правда ли у меня жена супермодель.
— А ты что сказал?
— Что правда.
Улыбаюсь. Это приятно. Поглаживаю себя — по плечам, шее. Жарко-то как, на нас будто кипяток льется. Или кажется мне?
Не думала, что известность будет столь масштабной. Максим что-то еще говорит про Дениса, про судью, и мне с одной стороны, интересно послушать, но с другой… Эм. Нужно смыть скорее этот гель и покинуть ванную.
— А плохого обо мне ничего не говорили?
— Я не вслушивался.
Улыбаюсь шире. Боковым зрением замечаю, что он поднял руки вверх и намыливает волосы, следовательно, глаза, по логике, должны быть закрыты, поэтому прижимаю ладонь к груди и на секунду позволяю себе обернуться.
О нет. Вновь в стекло кабинки пялюсь, потираю губу. Я, конечно, в мыслях зову Максима старым из-за нашей разницы в возрасте и его ископаемых замашек, но этот мужик совсем не стар. Ни одного седого волоса.
Крепкое тело, налитые мышцы, будто он только что, вот буквально, пробежал пару кэмэ. Плоский живот с выделяющимися косыми. Не понимаю, почему я не выхожу из этой кабинки немедленно. Я просто не понимаю ничего.
— …Ну а потом мне сообщают, что Бобров звонил четыре раза. Я, мать его, понятия не имею зачем. Благо конец дня был, а завтра что-нибудь придумаю. Потому что не перезвонить будет невежливо, уебок может о чем-то догадаться… — вещает Максим вполголоса. — Прости за обсценную лексику, Анют.
Я еще раз украдкой оборачиваюсь и смотрю ниже. У него стоит. Ровненько так вверх, как стрелка часов, показывая на двенадцать. Капец. А у самой внутри все как будто плавится, готовое подстроиться и всю эту красоту принять. Немедленно. Промежность пылает.