Топ-модель

В день отъезда Алекс Стахов пообещал отвести в аэропорт Шереметьево-2. Я согласилась - почему бы и нет? Мы посидели на прощание в узком кругу: я, Евгения, Максим Павлова, Олег Павлович и Ольга Васильевна. Пили чай, ели новый торт "наполеон" и шутили. И я даже смеялась дурацким шуткам Максима.

Потом приехал Стахов, и я попрощалась со всеми. Мне пожелали счастливого полета. И мы остались одни, я и мой любимый. Он говорил какие-то глупости и тоже шутил.

Когда наш джип вырвался на скоростную трассу, я поинтересовалась: сколько до отлета самолета?

- Не волнуйся, Маша, - радостно ответил Алекс. - Мы с запасом. Я в этом смысле очень предусмотрительный, мало ли что на дороге...

- Да, мало ли что, - согласилась я.

И когда услышала знакомый напряженный гул самолетов, попросила водителя притормозить внедорожник на обочине.

- Зачем? - удивился.

- Хочу попрощаться, - и указала на поле за небольшим перелеском. Видишь, там стог сена...

- Вижу. И что?

- Пошли туда.

- Маша?

- Я так хочу.

- Ну, родная, с тобой не соскучишься, - выходил из машины. - Опоздаем?

- Постараемся не делать этого, - и принялась спускаться в заросшую травой канаву

- Минуточку, - помогал, протянув руку. - Никогда не подозревал, что ты такая романтическая... особа...

- Какая есть, милый.

По-моему, охотник на людей, как и все мужчины, не понимал до конца, что от него пытается добиться женщина, в данном случае, молодая девушка.

Мы прошли по теплому перелеску - там пели летние невидимые птицы. Потом вышли на поле, от него исходил природный, дурманящий дух вечной жизни. Солнце пылало в чистом зените, лишь несколько облаков...

Я обняла за талию своего спутника, а он - мою, и так мы шли-шли спотыкающимся шагом, приближаясь к стогу нового сена.

- Маша, понимаешь, что делаешь? - спросил меня, когда наконец понял в чем дело.

- Я хочу быть женщиной, - ответила. - И я хочу, чтобы ты был моим первым мужчиной.

- Ты сумасшедшая?

- Чуть, - улыбнулась. - Я люблю тебя. Но больше себя.

- Маша, - терялся.

- Прекрати, - сказала я. - Прояви мужество и отвагу!

- О, Боги!

- Они не помогут, - и резкой подсечкой завалила любимого в стог сена.

И плывет над нами синь неба. И в ней, как в море, плывем мы. Потому, что небо - это море. И пока есть море - есть я. И я буду счастлива, как счастливо море во время прилива.

Этот великолепный торжественный пафос - ссаживает сухопутная, пыльная, как правда, корова. У неё гнутые рога и трудолюбивое вымя до самой до стерни. Красивыми влажными глазами глядит она на нас, людей, копошащихся в сене. Потом, шумно вздохнув, продолжает свой путь: должно быть, это её стог сена? Прости, бурена, говорю ей, и пойми...