Топ-модель (СИ)

Максим опускает глаза, хмурится так, словно его картина мира опять меняется.

— Может, уборщица? — подсказываю.

— Вряд ли бы она решила, что это чаевые. Ладно, неважно, я подумаю. Пока движемся по первоначальному плану. — Он возвращает себе привычное спокойствие, хотя заметно, что настроение дня теперь иное.

— Хорошо.

Мы вновь смотрим друг на друга. К торту никто не притрагивается: Максим отказался, а я положила себе кусочек, но он почему-то в горло не лезет, хотя я очень люблю сладкое.

Хочется думать, что Максим тоже был бы не против поговорить со мной о чем-то, поболтать, а может, обсудить ту ночь, но это будет по всем статьям неправильно. У него есть невеста, а меня ждет своя дорога. Может быть, я вообще скоро уеду из страны — как знать?

Возможно, мы увидимся лет через пять. Почему-то хочется, чтобы так случилось. Он будет женат и, наверное, станет отцом. Эта мысль вызывает грусть, но у меня тоже будет любимый человек, поэтому и грусть должна будет пройти. Наверное, мы поздороваемся, а может, перебросимся парой фраз.

Максим сообщает, что ему пора, поднимается из-за стола и идет к выходу. В этот момент на почту приходит письмо. Быстро открываю — у меня номер девять. Именно под этим числом я буду фотографироваться у Жана Рибу.

Еще и первая десятка!

— Максим! — окликаю в порыве.

Он уже открывает дверь, собираясь покинуть квартиру и мою жизнь навсегда.

— Письмо пришло, — сообщаю.

Подбегаю и, приподнявшись на цыпочки, целую его в щеку. Сердце сейчас из груди выскочит от такой смелости. Он поворачивается, в груди печет адски.

— Спасибо вам за шанс.

— Береги себя, малая. Ты хорошая девчонка, и будь я твоим отцом, не пустил бы тебя одну ни в Москву, ни в Париж.

— Но вы мне не отец, — выдаю с улыбкой. Задорно!

Спину распрямляю и под аккомпанемент моего обезумевшего сердца строю Максиму глазки, да так, будто мы флиртуем на полную, Вся та дикая сексуальность, которую разглядел во мне Валерий Константинович и которая при нем зажималась в углу и дрожала, сейчас вдруг вырывается наружу, и я даже усилий над собой не делаю, просто такая, какая есть.

Максим окидывает странным, будто бешеным взглядом. Потом как-то резко, по-мужски грубо, но при этом вовсе не унизительно усмехается. Воздух вокруг закипает.

— Это уж точно. Нужна будет помощь — звони, номер ты знаешь.

— Спасибо.

— Только в крайнем случае.

— Я понимаю, конечно.

Он кивает, дескать, какая ты умница, касается моего подбородка пальцем и выходит. А я… тут же обнимаю себя, стараясь успокоиться.

Что это было? Почему мне казалось, что воздух нагрелся, а сейчас все тело горит?

Следующие два дня только о Максиме и думаю, пока готовлюсь к кастингу. При этом на фотографиях я выгляжу иначе, пусть даже это пока селфи в зеркале.

В субботу утром, в день кастинга, просыпаюсь от невыносимой тошноты, едва добегаю до туалета, где меня дважды выворачивает наизнанку. Плюхаюсь на прохладный кафель и закрываю лицо руками. Дрожу, вытирая пот со лба. Тошнит, и в то же время есть хочется. Даже не есть, а жрать, именно это грубое слово. Аж руки трясутся.

Температуры нет, как и других симптомов отравления. Что со мной происходит? Неужели это из-за нервов? Нельзя сейчас болеть, мне выпал такой шанс — буквально на миллион! Нужно обязательно взять себя в руки и отработать.

Хоть бы не вирус! Будет нехорошо заразить гриппом самого известного французского фотографа. Совсем не гостеприимно.

Глава 16

Неделю спустя

Горький октябрь в этом году. Снег выпал и тут же превратился в слякоть, сделав город непроходимым. Каждый шаг — в грязную жижу, в голове, по ощущениям, то же самое, что под ботинками. И сама я такая — грязная, убогая. Бедная моя мамочка.

Я бросаю рассеянный взгляд на часы, но время не остается в памяти.

По городу иду, сколько часов подряд — сама не в курсе. Гуляю, наверное, или как это называется? Когда бездумно прешь вперед, не запоминая ни дороги, ни местности.

Перед глазами пелена. Я так долго раньше не гуляла, в деревне особо некуда ходить. Обычно молодежь тусуется на рынке, у магазинов или киосков, пьет и курит у клубов, мне это было неинтересно. Я думала, что я буду лучше. Тупая жалкая шлюха. Господи! Тут конца у пути нет, можно неделю идти, и город не пройдешь. Масштабы столицы поражают, вот я и шлепаю, умирая от страха и ужаса.

Резко останавливаюсь, поднимаю глаза и вглядываюсь в серое небо. Низко так висит, будто вот-вот рухнет. И хоть бы. Хоть бы это случилось, и мне тогда не придется принимать самые трудные решения. Я к ним не готова. Я… просто не вынесу. Выбор нечеловеческий. Я не могу на маму это повесить, а сама я кто? Руки дрожат. Никто я, место пустое, ничего не достигшее.

Чтобы себя хоть как-то вывести из ступора, шагаю дальше. Думается лучше, когда в движении. У нас дома стояла беговая дорожка, она у меня постоянно была в ходу, особенно зимой, когда на улицу из-за мороза нос страшно высунуть.

О господи. Это какой-то кошмарный сон.