Читаем Топи и выси моего сердца. Дневник полностью

Мы шли по огромным набережным, рассеченным сотнями мостов и улыбок (а ведь таких искусственных – искусственный рай, который выстроили другие в ложе своего существования). Европа давно обрела покой, ее кладбища больше не находятся в границах каменных стен. Европа стала кладбищем, опустошенным и разворованным.

Тонкие перипетии ветров. Мы поднимались на горы, видели, как солнце легонько прикасается, клонясь к закатам, к воде и верхушкам деревьев. Солнце еще не нашло переводчика в озерах. Вокруг были тонкие звуки прогоркших птиц и чистые глаза озерных уток.

Мы гуляли по заповеднику «Твин Пикс», но все, что теперь окунуло браслеты, кольца и локти в мраморный омут современности, дышит «Твин Пиксом». Тотальная неопределенность, потерянный край, заброшенный.

Есть ли грусть в «Твин Пиксе»? Есть ли в этом городе то, что может дать лишь намек на приближение к…

Ответ отрицательный. Тут выжжено все.

Dasein has refused[499]

О, обреченные, как вы несетесь к бездне, отрицая законы Абсолюта. О, обреченные! Как тянете вы меня в ваш водопад проодоса[500]. Вертикальные воды отныне текут только вниз.

DASEIN HAS REFUSED.

31 / 12

Сбокалом в руке.

Прожила еще год, неожиданно. Внутри еще я гуляю по Парижу, где мне было всегда одиноко, и я понимала Францию лишь через политику и одиночество.

Я обрела определенную степень героизма перед неизбежным приговором человека. Теперь я его воспринимаю со внутренним покоем. Внутренние воды еле двигаются.

Я не потерялась в этом году, хоть и потеряла вечера. Я стала учиться быть взрослой, безответственно-взрослой и, наверное, могло получиться.

Моя зима. Январь прошел во влюбленности – в ожиданании того, кто позднее оказался соткан лишь из моих чаяний.

Февраль привел к Франции – черным платьям и бордовой помаде.

Март – к вечерам без сна и слезам.

В апреле я стала понимать волокна музыки. Мы стали говорить с Федей[501], и то темное существование моей улицы Бегль 89 было освещено надеждами.

Потом политический май и мой первый вечер в Москве, когда рассветы были по-весеннему мягкими, и стало подступать тепло.

Come on влюбленности, стильные тусовки, сломанная нога, восстановление в институте.

И в сентябре я была на Родине. Я ходила с портфелем в болотной парке и подводила глаза хвостами ласточек. Я говорила и иногда прогуливала.

Я видела дым и перестала проносить дионисийство в каждый день.

Потом были концерты. И встречи. Их было мало.

А потом мне стало 21, и я плакала мою 21-ю первую ночь.

Потом сессионные декады, прошедшие изматывающие.

И сейчас я сижу снова на балконах моего темного города, исчерченного родинками фонарей и внутри чувствую возведенные крепости.

Главное чувство этого года: одиночество.

Музыка: постижение ее сущностей, космос и пещеры закрытых глаз.

Дружба: Урсула – Натан и Вилли, с которыми у меня снова конфликт.



Вечора года: сломанная нога после свадьбы Юли[502].

Учеба: сданный Никонов[503] и зачеты и лекции Мигунова[504]. Знакомство с Историей Русской Философии: сложнее.

Dasein отказался

(2014)

4 / 01

Рецензия на DMR[505].

От легкого бриза, утопленного в солнце, фанка, из которого кораблями выходит голос Эзра Паунда, заканчивая утопающим в темных водах дрон-дум металлом. Легкое электро, ненавязчивое техно, «польский минимал».

На просторах интернета появился новый музыкальный проект Dasein May Refuse.

Проект основан в первую очередь как интеллектуальное электро. Название отсылает к Мартину Хайдеггеру. Чтобы пройти путь обретения бытия, мы неизбежно проходим Dasein – «вот-бытие». В талую эпоху пост-модерна это вот-бытие становится неизбежно ускользающим. Неучтожимые языки пламени, охватывающего наш мир, мерами возгарающиеся и мерами потухающие.

Минималистичные аранжировки, несколько нот, брошенные вскользь с эффектом замедления, строгий текст Хайдеггера или же легкий напев на слова Ги Дебора разрушают представление современности о скольжении, вечном побеге от смысла.

Эта музыка не позволяет растворяться в ассиметричном забытьи карнавального танца, она приковывает в куб, выхода из которого не существует. Слушатель невольно становится узником смысла.

Флейта, блуждающая по ритмичному техно, строгий голос, малые выкрики из белый прозы французских сюрреалистов, загадочные напевы на французском из Рэмбо, следующий трек – тревожный призыв входа в композиции Das Geviert[506]

Это вызов пост-модерну, проект – оседлать тигра, польским минималом, ненавязчивой мелодией обойти законы нашего времени.


Внутреннее королевство. Почему мы всегда молчим?

(2015)

17 / 07

Тишины.

Мне было столь туманно одиноко. Я редко писала, сохраняя осколочные ранения воспоминаний в памяти, думая таким образом сохранить самое внутреннее, нетленное. Редко писать было сложнее. Темпами в голове вбивались книги и образы, кадры проходили, исчезали в вихре не начавшейся тоски.

Меланхолия. Претерпевание. Мне было безоблачно грустно. Снова и снова. Сильней и сильней. Накаты.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мысли о Родине

Топи и выси моего сердца. Дневник
Топи и выси моего сердца. Дневник

Дневник Дарьи Дугиной – это памятник поиску себя, своей идеи, веры, эстетических начал молодой девушки-философа, патриота, чья жизнь была насильственно прервана грубым ударом беспощадного врага. Ее машина была взорвана 20 августа 2022 года в Подмосковье украинской террористкой по прямому указанию преступного киевского режима. Дарья Дугина не знала о том, что ее заметки, цитаты, исповедальные признания, иронические формулы, дружеские оценки, ее борьба с инерцией когда-то станут достоянием общественности. Отсюда ее неподдельная искренность и откровенность. Но, с учетом ее героической гибели, ее жертвы во имя русской цивилизации и русской победы, каждое слово приобретает особое значение. Это житие русской мученицы XXI века. Книга предназначается для самого широкого круга читателей – от философов, социологов, литературоведов до мыслящих юношей и девушек, которым предстоит решать судьбу своего Отечества.

Дарья Александровна Дугина

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное