Я иду по теплой осени, сквозь вечерние парки. У меня болят ноги, мышцы, суставы, икры, правая нога и ее составляющие. Сводит ноги. Сон стал пятичасовым, отчего стала сбивчиво соображать. Знаю, что все, к чему причастна, верное. И Исаак Сирин призывал к тому, чтобы быть равномерным. И ждать плодов. И продолжать, когда их нет. Быть.
Очень важное обнаружение: если не делить все на отдых / работа, то можно стать человеком. Эта диада – ложь. Отдых уничтожает человека, и, если он есть, работа тоже. Надо быть милостивым к себе – милосердным – отменить отдых – тогда все станет гармоничным!
Понедельник. Всего лишь понедельник. Я писала статью 4 часа, даже 5. И потеряла счет времени. Открыла глаза – там последнее солнце. Пытаюсь выйти. Спала тоже 4 часа, не 5.
Практика расставания (разлучения) с августом. Пелена закатная на домах, спокойный парк, обваливающиеся, как известь, листья, желтые. Густой лес, темный и пробуждающий воспоминания о гибелях тех, кого знала. Август не был пылающим в этом году, он прошел скошенно, резко, серым. Практика расставания (разлучения) с августом.
Одиночество – это клинок, вставленный в лопасть ноги, скрипящей от изношенности. Вырывать его нельзя.
Практика расставания (разлучения) с августом. Год назад в выборгских холмах-могилах Маннергейма (так можно называть большие овраги и возвышения), покрытых мхом, в чистом сентябрьском утре, на камне языческом прошла практика разлучения с августом. И так каждый год – разлучение.
Черная военная форма, Петроградский двор (воспринимаемый как расстрельный), Дом Радио и Византийские лекции, начала новой войны. Год, смыкается, все на точки свои. Ничего не изменилось, ветхость только везде. Ветхость.
Антимиграционная повестка появляется, видимо, когда нет силы и (ума) созидать, а есть ментальная лень. Обругать мигрантов легко, разжечь легко, а попробуй их ассимилировать, либо завернуть в регион так, чтобы еще и Империю не потерять, и чтобы русофобии там не было, и чтобы у каждого свое естественное место…
Пожалуй, единственными доказательствами наличия тюркской крови во мне (сильно преувеличиваю – немного, совсем немного) можно считать: ночную волю к бастурме и оливкам, и желание кого-нибудь убить. Остальное все – славянское.
Переутомление, пусть даже небольшое, и регулярный прерывистый нервный сон – это:
пролить на себя кофе около ленты чемоданов,
вывалить из сумки наушники за ленту,
перепрыгнуть через ленту, чтобы их забрать,
задеть какую-то слабоприятную девушку ногой и не извиниться,
прыгнуть на ленту чемоданов – устоять,
вытереть кофе,
сесть в поезд,
производить геноцид вагона едким выражением,
проклясть всех сотовых операторов за некорректный сигнал связи,
написать справки,
забыть про них,
отправить координационные ссылки,
забыть про них,
достать Журавского (?),
забыть про него,
возненавидеть проводниц поезда,
обидеться на многих,
немного разобидеться на них, но все равно дуться,
вспомнить покойников,
забыть про них,
ехать с хорошим человеком и не забывать о нем,
возможно, встретиться с очень важным человеком,
а потом встретиться с тем человеком, которого очень ценю, люблю, но на которого обижаюсь,
а завтра встретиться с теми, на кого тоже обижаюсь (девушка-воин северных ветров),
потом забыть про всех,
а еще – эфир подготовить,
а еще – в пул войти,
и забыть про них всех вообще.
Год назад. Год назад и один месяц. Я писала об одном человеке[106]
в руинах казарм Аракчеевских. В самом наполненным русским августе.Сегодня я с ним познакомилась.
Все случается с люфтом в один год.
Я хожу 20 минут и теряюсь на Петроградке. Потому что в моей голове сломался навигатор. Последние слова поддержки я выдала экспромтом по дороге на Петроградку.
Лекции по эсхатологическому оптимизму[107]
под ключ, и ленты путаются в волосах.Поезд перекатывается и спит. Еще один поезд спит под деревьями, и еще один спит… А приближаясь к Москве, все поезда засыпают и становятся спокойными, чтобы застать осень.
Какой сезон определяю только по куртке и времени рассветов. Хорошо, когда они сбываются поздно. Люблю запираться во мглу, чтобы в нее – как в шарф, и даже холод иногда люблю… Холод рук, холод глаз, холод поверхностей – столов, например…