Топкин портрет

— Сэр, не открывайте стекло, — опять сказал шофер, — а то я уеду. Я предупреждаю вас, что ни за что не отвечаю…

Как раз в этот момент самый, видимо, главный носорог — папа встал и на своих старческих ногах медленно направился к нашей машине. Он шел, как огромная такса…

Шофер включил газ, и мы рванулись вперед, но остановились. К удивлению шофера и моего друга, носорог не ринулся за нами, а тоже остановился на дороге и смотрел на нас с некоторым удивлением. Перебирал копытами, дул ноздрями в дорожную пыль и поднимал свои маленькие блестящие глаза в нашу сторону.

Клыки — как бородавки на носу. Одна больше, другая — меньше.

Отличный носорог! Никак нельзя упустить такого носорога!

— Сэр! — воскликнул шофер, но было уже поздно: я открыл дверцу машины и пошел назад.

Носорог медленно ковылял навстречу мне. Я с фотоаппаратом — навстречу ему. Фотоаппарат у меня самый обыкновенный, без всяких телеприставок. Мне надо было снять этого носорога. И он спокойно шел на это. Тихо, мерно переваливаясь на огромных своих лапах, шел навстречу мне. Оставалось сто метров, семьдесят пять…

Я щелкнул, но невпопад: за спиной заревела машина, я оглянулся и увидел, что она уезжает. Отъехала и остановилась. Значит, шофер выполнил свое предупреждение. А носорог тоже остановился, заслышав шум мотора. И вяло смотрел на меня. И только когда я второй раз навел на него фотоаппарат и щелкнул, медленно развернулся и пошел в сторону — к своему семейству…

— Сэр, — сказал шофер, когда я вернулся в машину, — я прошу у вас прощения. Но, право, эти звери страшны, они уже пробили мне один раз машину. А этот… Ну, этот, наверное, просто любит фотографироваться…

Когда я вернулся в Москву и проявил пленку, увы, никакого носорога на ней не было. А получилась наша машина с тыльной стороны. Отлично вышел багажник, И даже номер. Снимок той машины, которая бросила меня при встрече с носорогом.

Неужели когда я бежал от носорога к машине, то успел и ее сфотографировать?

КОТЕНКИНА МАМА

Осенью жил я в деревне. Совсем маленькой — на сорок дворов.

Хозяйка моя Христина Георгиевна была очень мила, и только в одном я чувствовал смущение, когда она начинала спрашивать меня про животных. То ли ей сказал кто-то, то ли сама она читала мои «животные» рассказы, но ее неожиданные вопросы порой ставили меня в тупик. Начинала она со слонов, которых не видела, переходила к верблюдам, бегемотам, ослам, лошадям, коровам, свиньям, собакам…

И тут:

— А вы кочешку эту видели? Ходит у дома и по огороду, сине-голубая, с полосками красивыми. Она родила. Всех котят куда-то рассовала. Кошка от Третьяковых, а они, известно, всех котят топят. Вот она и ушла от них и бродит по деревне. К Третьяковым не заходит, поверьте, сама видела…

Третьяковых я не знал, но с разной живностью общался: слонами, медведями, крокодилами…

— Что нужно делать? — спросил я Христину Георгиевну.

— А что делать! Ясно, что делать! — сказала Христина Георгиевна. — Вот вы тут сидите, что-то пишете, вы — свободный человек. Надо поискать, куда она прячет котят. Пока вам делать нечего — вы поищите, а я с работы вернусь, тоже буду искать. Я уже и сегодня утром на зорьке встала, козу в стадо выгнала и все смотрела… Не нашла…

Признаюсь, что я не очень люблю кошек. Но эта — я ее видел и много раз — мне чем-то нравилась. Она бродила у дома, появлялась на огороде, а то и на дороге — всегда сверхосторожная и, право, симпатичная. Шерсть, конечно, не голубая, а серая, но с голубизной и с бурыми полосками от головы и по бокам вплоть до хвоста. Увы, хвост был длинноват, но все остальное — красиво.

Бросив работу после разговора с Христиной Георгиевной, я вышел на улицу. Кошки не было. Полчаса прошло и час, наверное, я вернулся домой. Взял книгу — работать уже не мог.

И тут слышу кто-то появился на подоконнике.

Смотрю: она — эта самая кошка.

Я открыл дверь.

Действительно, она. По представлениям Христины Георгиевны — «сине-голубая, с полосками красивыми». По моим — вовсе не голубая, а серая с голубизной и с бурыми полосками от головы и по бокам вплоть до хвоста. Слишком длинного хвоста! Но — она.

— Что ты хочешь? — спросил я ее самым ласковым голосом. — Может, поесть?

Она замяукала, но в комнату за мной не пошла.

Тогда я пошел за нею.

Кошка привела меня в дровяной сарай, где…

Дрова — березовые, сосновые, осиновые — лежали в полном порядке.

А под ними лежал котенок. Вовсе не похожий на свою маму — камышового цвета и совсем не маленький. Он бросился к маме навстречу и стал лизать ее: голову, бока, а потом лапы. И мама облизывала котенка, все время поглядывая на меня: не уйду ли я? А вдруг я — Третьяков?

Что делать?

Я не люблю кошек, но и не люблю, когда топят котят.

Эта кошка спасла от Третьяковых единственного котенка.

Этого нельзя было бросить.

Но что думает мама-кошка?

Я взял котенка на руки, и мама позволила мне это сделать. Я вынес котенка из дровяного сарая, и мама пошла за мной. Я внес котенка в дом, но тут мама остановилась за мной на пороге.

Я просил ее, умолял даже:

— Ну, иди! Чего ты боишься?

Она не шла.

Так и осталась на улице.