Топографический кретин

У него на ладони лежал маленький комочек, похожий на тот, который только что сидел у Яши на руке. Но похожий только формой, а цвет был совсем другой — не живой, голубовато-розовый, а мёртвый, совсем-совсем чёрный, прямо как уголёк.

— Вот и конец твоим мучениям, страдалец, — объявил Сеня. — Но если ты не против, я бы ещё вот с этой папилломкой разделался, а то она тоже может вырасти.

Он показал на крошечную вавку рядом с тем местом, где только что была бородавка. И Яша решил, что на этот раз будет храбро глядеть опасности в лицо.

Едва не теряя сознания от безотчётного ужаса и тайного восхищения собственным мужеством, он наблюдал неумолимое приближение мерцающего жала к своей руке, надёжно прижатой к подлокотнику крупным медбратом. Жаль, что держит не рыжая с ложбинкой, начал думать он, но дальше не успел, потому что кончик Сениного пистолета коснулся кожи.

Странно, но боли не было. Как будто в ладошку сделали укол, но не горячий витаминный, какие ставили ему прошлой зимой, когда он сильно простудился и от этого было жарко идти домой по двадцатипятитиградусному морозу, а совсем наоборот, холодный-прехолодный, как будто сверло только что вытащили из морозилки.

Ощутив леденящее прикосновение, от которого, как от папиной сигареты, в воздух взвилась тоненькая струйка, вавка скуксилась, обуглилась и сразу же отвалилась, будто инженер Гарин метко срезал её своим гиперболоидом.

— Ох, — сказала одна красивая практикантка, а другая совсем по-детски захлопала в ладоши, и Яша почувствовал себя героем, возвращающимся с фронта и ловящим на себе умильно-обожающие взгляды не нюхавшего пороху женского населения. Которому ведь и рассказать ничего нельзя, потому что война была совершенно секретная, и главное командование заранее взяло с тебя клятву хранить молчание до самого конца твоих дней и потом унести эту тайну с собой в могилу.

25 января. Продолжение

Полураспад

Я растерялся. Я не думал, что это произойдет так быстро. Вернее, надеялся, что Лена будет уговаривать меня.

Сергей Довлатов

Она позвонила в полдень, как только я вышел из дому. Наверное, ее разбудил щелчок замка.

— Ты даже не сказал пока.

— Я заглянул, но ты спала. Хочешь, вернусь? Я еще и за ворота не вышел.

— Да ладно, зачем возвращаться. А ты куда?

— В деревню. Выпью кофе — и назад: у меня сегодня ночная. А у тебя какие планы?

— Поеду в город, по магазинам пройдусь.

— Могу подождать тебя в кафе. Оттуда поедешь в центр.

— Да нет, я там вчера была. Ты ведь знаешь, я не такой фанат деревни.

— Знаю.

А я фанат. С того самого момента, как увидел эту деревню. Сразу после переезда в Лондон.

Деревня — условность. Это не провинция и даже не предместье. Отсюда до Трафальгарской площади 18 минут на электричке, просто называется она Блэкхит-виллидж, то есть деревня Черный Вереск. Или Черная Пустошь, по настроению. По соседству — Гринвич. В двадцати метрах от нашего дома, в беседке, оплетенной розовыми кустами в два человеческих роста, врыта в землю металлическая табличка с одной линией и двумя словами: "Гринвичский меридиан".

Я люблю это место, а она — теперь — нет. Она теперь хочет жить в Челси. Или в Ноттинг-Хилле. Или в Мэйфэр. Варианты возможны, условие одно: она не хочет жить со мной.

— Я тебя переросла, — сказала она недавно. — Не осталось ничего, за что я могла бы тебя любить.

Расставанье — как древняя мумия

Прикоснешься — рассыплется в прах.

Ты ревела вчера, как безумная,

А сегодня скорбишь о слезах.

Расставанье — как юная девушка,

Невесомое птичье крыло.

Не увидимся более, где уж нам,

Значит, снова мне не повезло.

Расставанье — непонятый двигатель,

Что заводит болезненный пульс,

Забыванье капризов и прихотей,

Вырывание слов “я вернусь".

Не вернусь, буду благоразумен я.

Ты уйдешь. Я стерплю. Это крах.

Расставание — хрупкая мумия,

Уставание крови в висках.

Она произнесла это слово: вернусь. Она сказала:

— Может быть, я вернусь к тебе когда-нибудь.

Нет, не может быть. Она никогда не оглядывается и терпеть не может возвращаться. Из автобуса всегда выходит перед целью, даже если от самой цели эта остановка на полкилометра дальше, чем следующая. Просто чтобы не идти назад.

Однажды мне удалось убедить ее вернуться. Второго раза не будет.