Топорок и его друзья

— Хватит, Павел, болеть. Не трясись и глаза не выкатывай — вредно. Ты такой же тифозный, как я староста... Немцы ушли. «Тиф» сделал свое дело... — Селиванов пристально поглядел на своего давнишнего друга. И после этого взгляда дед Казак перестал трястись и выпучивать глаза.

— Ну, што? — холодно спросил он.

— Садись, покурим, — попросил Селиванов.

— Дык, я и постою.

— Не хочешь с предателем рядом сидеть?

— Лежал долго и постоять хочется, — ушел от прямого ответа Казак.

— Ну, постой, постой, — Селиванов закурил. — Никому не должен был говорить я того, что тебе сейчас скажу... Старостой быть мне приказал подпольный райком партии... Тяжело мне, Павел, тяжело. И пуще всего от людского презрения. Ведь и ты меня немецким прихвостнем считал? А?

— Врать не стану — считал.

Друзья посидели, не разговаривая. Пришло запоздалое утро поздней осени, но пришло оно с солнцем. И так давно не было солнца, что они глядели на него как на дорогой подарок природы.

— Посмотри-ка, — сказал дед Казак. — Немцы ушли, и солнышко засветило...

— Засветило. — Селиванов улыбнулся солнцу.

— Слушай, — спохватился Казак, — а кто же у нас первый тиф-то надумал?

— Да Храмов. Зашел как-то к ним, гляжу, а Семен «болеет на печке» тифом.

— Это какой же дурак при тифе на печку забираться ему присоветовал? — возмутился дед Казак.

— И я ему про то сказал. А тиф Семену понадобился для отвода глаз. Раненого он с Катериной выхаживает... Вот тогда я и доложил майору Шмюккеру о тифе в деревне. Он побелел даже и велел столбики с запретными объявлениями поставить.

— Конечно, Петр, ловко мы обошли немцев. А если бы аспиды прознали правду? А?

— Думал я об этом, думал... Передышка нам нужна. Вот так нужна! — Селиванов провел ладонью по шее, — Одиннадцать раненых бойцов один я прячу. Лечим их со старухой... И знаю, что еще многие выхаживают наших. Если по домам пойти, целую роту смело набрать можно.

— Можно, — согласился дед Казак. — Сам пятерых выхаживаю.

— Ну, вот видишь! Ореховка сейчас не просто деревня. Ореховка — подпольный госпиталь. Сегодня ночью к нам придут врачи и принесут медикаменты и осмотрят раненых. Ты будешь сопровождать докторов. Это просьба подпольного райкома партии. Понял? В деревне все по-прежнему должны думать, что я немецкий староста. — Селиванов вздохнул.

Ореховский подпольный госпиталь заработал. Раненых оказалось гораздо больше, чем предполагали Селиванов и дед Казак. К тому же, дед Казак «тайком» от старосты стал раздавать зерно и продукты колхозникам со складов, которые немцы не успели разграбить. Никто в Ореховке и не догадывался, что всей работой подпольного госпиталя руководит староста. Все считали его предателем, а деда Казака — настоящим героем.

Селиванов со дня на день ожидал возвращения немцев. Он знал, что они не забыли Ореховки. Он слышал, что и в здешние края уже стали прибывать каратели.

Однажды утром, когда врачи делали очередной обход, на околице показались мотоциклисты. Селиванов выскочил на улицу раздетый, без шапки и заспешил навстречу фашистам. Мотоциклисты остановились. Селиванов отвесил поясной поклон.

— Староста? — спросил по-русски ефрейтор, сидевший в коляске головной машины.

— Так точно, господин офицер.

— Тиф кончился в деревне?

— На убыль пошел, господин офицер.

— Что значит «на убыль»?

— Многие выздоравливать стали. — Селиванов вспомнил всех, кто умер за последние годы, и добавил: — А девять человек преставились.

— Что, что?

— Девять человек померли.

— Есть умирали?

— Так точно, господин офицер. Четыре старика, две старухи и три младенца отдали богу душу, — Селиванов посмотрел на небо и размашисто перекрестился.

Переводчик передал суть разговора со старостой солдатам. Они жарко о чем-то заспорили, потом затихли.

— Мы приехали делать дезинфекция, но солдаты устали. Ты сам делаешь эту работу. В домах обрызгать полы, стены вот этим... лекарство.

— Слушаюсь. Все сделаю, господин офицер... Может, заглянете ко мне позавтракать? — Селиванов подобострастно улыбнулся. — Жена моя уже поправилась.

— Спасибо, спасибо, — покровительственно поблагодарил старосту переводчик. — Мы должны вернулся в часть. Через семь дней в Ореховку придут солдаты фюрера. Чтобы встречал хлебом и соль.

— Слушаюсь, господин офицер.

Мотоциклисты поспешно укатили.

Петр Никитович стоял посреди улицы раздетый, с непокрытой головой и все отвешивал поклоны.

Не заходя домой, он прошел к деду Казаку и приказал ему собрать врачей на срочное и важное совещание. Вскоре врачи и дед Казак пришли в овраг за деревней, где их ждал Селиванов.

...Через четыре дня темной ноябрьской ночью сто пятьдесят семь красноармейцев во главе с лейтенантом Топорковым ушли из Ореховки. Раненые уходили в лес, где находился подпольный райком партии и небольшой отряд партизан. Русская природа точно в сговоре была с русскими людьми: к утру повалил снег.