Топот шахматных лошадок

Я не хотел быть проповедником атеизма. Мой собственный стихийный атеизм, живший во мне в студенческую пору, остался в прошлом. Неназойливо, мягко, но неотвратимо во мне зрело убеждение, что мир не мог возникнуть и существовать без Высшего Разума, без Творца. Без Него он терял всякую логику, всякий смысл. Я не искал, не лелеял в себе эту идею, она кристаллизовалась сама, снисходительно отодвигая в сторону доводы примитивного материализма. Ее довод был осознанным, неоспоримым и простым: «Иначе просто не может быть». За ним стояли годы размышлений и споров с самим собой, но это отдельная тема…

Тогда, после беседы в редакции и всплеска редакторского энтузиазма, я осознал, что Виталька не может быть прав. Победа над упрямой старой бабкой не украсила бы мальчишку. А, кроме того, если у Витальки и была своя правота, то и у бабушки тоже — была. Своя.

Да, конечно, яркое светило в зимнем небе было Юпитером. Но ничуть не меньше оно было и Рождественской звездой — в мире бабушки Валентины Власьевны. И этот мир был ничуть не менее реален, чем космическое пространство, рассматриваемое в сорокакратный телескоп. И тому, и другому миру хватало места в бесконечной и многогранной вселенной, где может существовать всё, ибо вселенная эта включает в себя неисчислимое множество пространств.

О множественности и многомерности параллельных миров я догадывался уже тогда, хотя догадка эта в ту пору была еще расплывчатой, не оформленной в систему…

Конечно, можно было закончить повесть маленьким, минутным торжеством Витальки, но это было бы мелко и нечестно. А привести Витальку к пониманию, что Рождественская звезда не менее реальна, чем Юпитер, в ту пору, в начале шестьдесят пятого года, было немыслимо. Дело даже не в том, что повесть была бы обречена гонениям и запрету. Мне казалось, что к восприятию такой истины просто не готов читательский мир. Да и сам Виталька, сын своего времени, не был готов. Для этой готовности нашему реальному пространству того времени надо было еще созреть…

Пространство «созревало» медленно. И порой хотелось (впрочем, как и сейчас) плюнуть на него и уйти в другие миры. Так появилась мысль о рассказе про деревянный кинжал. Кое-какие детали из него (сам кинжал, например, и Славкины стихи) потом вошли в повесть «Дети синего фламинго». Но в основном рассказ так и осел в виде карандашного черновика в старой клеенчатой тетради, на которой стоит дата — 70 г .

ДЕРЕВЯННЫЙ КИНЖАЛ

1