Тора для атеиста

Смутное чувство, сложное, непонятное, овладело при вести о Кишиневе всеми еврейскими сердцами в огромной России. Это не было простое чувство горя. В глубине этого чувства таилось еще что-то такое, из-за чего почти забывалась сама скорбь — и чего никто все же не мог назвать. Тогда Бялик бросил в лицо своим обесчещенным братьям «Сказание о погроме». И открыл им, что это за чувство, имени которого они не знают.

Это был — позор. Более чем день траура, то был день срама: вот основная мысль этого удара молотом в форме поэмы.

Родилась эта поэма от невыплаканных слез, схороненных в глубине, перегоревших и ядовитых. В «Сказании о погроме» поэт так передает слова Бога, повелевшего ему сберечь непролитую слезу:

Ты сбереги нетронутой ее.
Лелей ее, храни дороже клада,
И замок ей построй в своей груди
Построй оплот из ненависти ада,
И не давай ей пищи, кроме яда
Твоих обид и ран твоих, и жди.
И вырастет взлелеянное семя,
И жгучий даст и полный яду плод;
И в грозный день, когда свершится время,
Сорви его — и брось его в народ.

И Бялик это сделал.

Встань и пройди по городу резни,
И тронь своей рукой, и закрепи во взорах
Присохший на стволах и камнях, на заборах
Остылый мозг и кровь комками: ТО ОНИ…

И загляни ты в погреб ледяной,
Где весь табун, во тьме сырого свода,
Позорил жен из твоего народа —
По семеро, по семеро с одной.
Над дочерью свершалось семь насилий,
И рядом мать хрипела под скотом:
Бесчестили пред тем, как их убили,
И в самый миг убийства… и потом.
И посмотри туда: за тою бочкой,
И здесь, и там, зарывшийся в сору,
Смотрел отец на то, что было с дочкой,
И сын на мать, и братья на сестру.
И видели, выглядывая в щели,
Как корчились тела невест и жен,
И спорили враги, делясь, о теле,
Как делят хлеб, — и крикнуть не посмели,
И не сошли с ума, не поседели
И глаз себе не выкололи вон.
И за себя молили Адоная!
И если вновь от пыток и стыда
Из этих жертв опомнится иная —
Уж перед ней вся жизнь ее земная
Осквернена глубоко, навсегда;
Но выползут мужья их понемногу —
И в Храм пойдут вознесть хваленье Богу.
И, если есть меж ними коганим,
Иной из них пойдет спросить раввина:
Достойно ли его святого чина,
Чтоб с ним жила ТАКАЯ — слышишь? С ним!
И все пойдет, как было ….

И оттуда:

Введу тебя в жилье свиней и псов:
Там прятались сыны твоих отцов,
Потомки тех, чей прадед был Йуда,
Лев Маккавей, — средь мерзости свиной,
В грязи клоак, с отбросами сидели,
Гнездились в каждой яме, в каждой щели —
По семеро, по семеро в одной …
Так честь Мою прославили превыше
Святых Небес народам и толпам:
Рассыпались, бежали словно мыши,
Попрятались, подобные клопам,
И околели псами …
Сын Адама,
Не плачь, не плачь, не крой руками век,
Заскрежещи зубами, человек,
И сгинь от срама!