Торговец

Надо отдать должное старому китайцу – развязав сдерживающую сверток тесьму, он не вздрогнул и вообще ничем не показал своего удивления. А оно, скорее всего, было – ведь не часто же в гости к Большеухому Лю заявляются культурные молодые люди, знакомые с трудами Конфуция, с подарком в виде почти десятикилограммового слитка золота. Надо сказать, что со стандартами у короля-призрака в отношении норморазмеров слитков драгоценных металлов было не все в порядке. Примеченный мной в хранилище толстенький поросеночек двадцать на десять на десять весил почти сорок килограммов и никоим образом не годился к переноске. Благо чуть ниже в стеночке из слитков обнаружились более удобные для переноски образцы. Не имеющие никаких клейм или других видимых отметин длинные стержни прямоугольного сечения с немного скругленными ребрами, весом как раз десять килограммов. Вот один из таких прихваченных с собой образцов и был мною предложен старому Лю в качестве подарка.

Медленно поднеся чашку к морщинистым губам, старый китаец пригубил находящийся в ней, к слову очень недурной, чай и кинул на меня пристальный, оценивающий взгляд.

– Не поговорить с человеком, который достоин разговора, – значит потерять человека. – При этих словах Лю отставил в сторону чай и, буквально пронизывая меня взглядом, добавил: – Чем же старый торговец заслужил столь почетный подарок, несомненно достойный самого небесного императора.

«Подарочек тебя все же из колеи выбил. Просто так небесного императора ты бы упоминать не стал. Эх, большое спасибо тебе, Чжи Хо, маленький хитрый любитель трудов Конфуция, не расстававшийся при любых обстоятельствах с парочкой затертых чуть ли не до дыр томиков и к месту и не к месту цитировавший учителя Куна на привалах, а иногда прямо в бою. Пусть твое посмертие будет легким. Ведь той самоубийственной атакой ты совершил поступок, достойный действительно благородного мужа. И спас не только мою шкуру. Так что твоим предкам есть за что гордиться тобой. Хоть мне часто хотелось запустить в тебя чем-то тяжелым, а то и дать в морду, но твои нудные нравоучения с каждым прожитым днем моей непутевой жизни кажутся мне все более и более разумными. Вот и сейчас, вдали от жаркого пекла африканской саванны, удобренной кровью и потом, я с добротой вспоминаю твой скучный голос и хитрый прищур. Но пора заканчивать воспоминания, ибо старый контрабандист продолжает пристально сверлить меня взглядом и всем своим видом требует объяснений».

– Как говорил учитель Кун: «Три пути у человека, чтобы разумно поступать: первый, самый благородный – размышление; второй, самый легкий – подражание; третий, самый горький – опыт». Именно поэтому, многоуважаемый господин Лю, больше всего я жажду припасть к неиссякаемому роднику вашей мудрости и с помощью вашего опыта и бесконечного кладезя жизненных знаний исправить некоторые допущенные мной в прошлом ошибки. Ведь правильно говорили древние: «Единственная настоящая ошибка – не исправлять своих прошлых ошибок».

Прищуренные от столь изощренной лести глаза старого Лю заполнились интересом и благосклонностью. Видимо, нечасто ему попадаются посетители с таким вот способом ведения беседы. Порадовал я дедушку, порадовал – по глазам вижу. И заинтриговал тоже. Причем последнее намного сильнее.

– И чем же столь благородному мужу, коим, несомненно, является сидящий предо мной молодой человек, может помочь старый Лю?