Торговка счастьем

А на деле оказывается, что Лев там крутился еще задолго до своей смерти. Еще года за полтора, когда в его машину въехал незадачливый пьянчуга. Чего, спрашивается, он там делал? И не один, а с парнем, который потом возле его дома таксовал на чужой машине с липовым паспортом. И который потом помог, падла, сбежать Насте Дворовой.

Вон как все переплетается-то! Пойди разберись! Что у Льва там были за дела? Чего он там крутился? Пас кого или стерег свои владения? Может, это его людишки там рыть начали три года назад? И его людишки постреляли любопытных, а потом сожгли в костре, уничтожая все улики?

– А чего он там рыл? Зачем? – вдруг спросил Симонов, ступив на лестницу, ведущую в его дом.

– Вы про Льва? – безошибочно угадала Валентина его мысли.

– Да, – покосился на нее Симонов.

– Может, он рыл, а может, и не он.

– А чего тогда там крутился полтора года назад? Кого выслеживал? Ему надо? Что, у него людей для этого не было?

– Люди – были, – кивнула Валя, услужливо раскрывая перед ним входную дверь. – Верных – мало. Тех, кому он мог довериться.

– А таксисту доверился? – фыркнул Симонов и с удовольствием стащил с себя модные ботинки, натиравшие ему мизинцы.

– Кто знает, что их связывало с таксистом. Может… Может, это какие-то давние, давние связи. Давняя дружба. Кто знает. – Валя не разувалась, топталась у двери.

– Так узнай! – прикрикнул Симонов. – Пробей его университетских друзей, армейских. Мне тебя учить?!

– Хорошо.

Она кивнула и схватилась за дверную ручку. Поймала недоуменный хозяйский взгляд и виновато оскалилась:

– Проверить кое-что надо, Геннадий Степанович. В соседнюю область нужно смотаться. Вы как тут без меня? Справитесь?

– Вали, – буркнул он нелюбезно и со вздохом поплелся в столовую.

Пожалуй, плавать сегодня он не станет. Ограничится плотным обедом. Устал. Измотала его вся эта история. Вот Валентина вернется, он ей об этом скажет. Так и скажет, что утратил он свой коммерческий интерес к этому гнилому делу. Очень, очень много в нем подводных камней. Того и гляди брюхо распорешь. Оно ему надо? У него все хорошо идет, стабильно. Ну не вышло хапнуть бизнес семейства Дворовых, чего поделаешь. Жаль, конечно, но…

Но нужно уметь вовремя остановиться, как учил покойный отец, сколотивший себе состояние на игре в карты. Остановиться и отойти в сторону.

– Иногда, сын, лучше просто наблюдать за чужой игрой, – поучал он. – Просто наблюдать и изучать тактику противника. А когда придет время, сыграть главную игру.

Вот Валентина вернется, решил Симонов, усаживаясь за стол, он ей скажет, что надо притормозить. Не нужно пока ничего тормошить. Пусть все идет своим чередом. Они пока просто наблюдатели…

Глава 15

Алексеев медленно брел от автомобильной стоянки до двери отдела. У него болело все тело. Будто он всю ночь провел в спортивном зале, упражняясь в боевых искусствах. Во рту было горько от литра кофе, который он высадил, поднявшись в пять утра. Да он почти и не спал ночью. Ему мешало все! Работающий холодильник, настырная капля, свисающая с кухонного крана и раз в десять минут звонко шлепающая о раковину. Странный топот над головой около полуночи. Но самое главное, ему мешало Настино дыхание, которое он ухитрялся расслышать даже через стенку.

Да! Да, он придурок! Идиот! Непрофессионал и прочее! Он не сумел выгнать беременную девушку ночью на улицу, хотя она его и не просила сжалиться над ней и не выгонять. Она просто смотрела потемневшими от страха и горя глазами на него и не просила. А он размяк, слюнтяй. Он сказал ей, что она может остаться у него до утра, а там…

– А там посмотрим, – сказал Алексеев, протягивая ей постельный комплект. – Укладывайтесь в комнате. Я размещусь на раскладушке в кухне.

Раскладушка еле вместилась. Пришлось установить все стулья ножками верх на стол. Стол загнать в самый угол. И все равно головой он почти упирался в батарею, а ногами в дверь холодильника, который, казалось, нарочно молотил без остановки. Запасной подушки у него не было, Светка все забрала, а ему всегда хватало одной. И спать пришлось на свернутом старом пуховике, молния от которого без конца упиралась ему то в глаз, то в ухо. Накрылся простыней, и все равно было жарко. От пышущей батареи, от холодильника, от Настиного неспокойного дыхания, которое он ухитрялся расслышать даже через стенку.

Кажется, она ночью плакала. Наверное, он должен был пойти к ней и что-то сказать. Что-то умное и правильное. От чего она заулыбалась бы и успокоилась.

Не пошел. Сразу привиделось: он садится к ней на край дивана почти голый, в домашних широких шортах, в которых он всегда спал и под которыми не было трусов. Что-то говорит ей, умное и правильное. Она усаживается, прикрываясь от него краем единственного имевшегося у него одеяла. Плечи голые, и не ясно, есть ли под одеялом на ней одежда. Она вытирает слезы, потом улыбается, тянет к нему руки. Он ее обнимает, прижимает к себе и…