Торговка

В итоге я не без тревоги установила, что Никиту семейство бережет и охраняет, как следовую полосу на границе. И мне не очень-то понравилась настырность и бесцеремонная дотошность этой женщины, явно не верившей в случайность нашего знакомства. Было видно, что она сильно насторожилась и как бы вскользь обмолвилась, что когда-то, до службы в морском десанте, у Никиты была девушка, которая его не дождалась и вышла замуж как раз за человека очень южной национальности, кажется карачаевца, очень ревнивого. Трофимова предположила, что покушение абреков на Никиту в моей лавке могло быть актом возмездия со стороны вышеупомянутого карачаевца, поскольку бывшая невеста поняла, что совершила роковую ошибку и забыть Никиту никак не может.

— Приходила эта дура, рыдала тут, каялась, — сказала она нехотя. — Они ж с Никиткой в один детский сад шлепали! Ошибка-то ошибкой, только уже второго родила… Вот и думай тут, не нарвался бы еще на какую-нибудь. Он же у меня еще балбес-балбесом.

В общем-то тетя Аня была для меня прозрачна, как ключевая вода. И то, что наша милая беседа была вежливым предупреждением совершенно неизвестной девахе, да еще торгашке — не лезь, не твое, мол! — Тоже было совершенно ясно. Но как раз этого Трофимовой-матери и не надо было бы делать. Сколько себя помню, еще с пацанок, любой запрет я воспринимаю как призыв сделать все наоборот. Когда в детстве тетка Полина строго предупреждала, что яблоки у соседей по даче трогать не положено, потому что это чужое, а своих яблок — обвал, то это приводило меня к ночным пиратским набегам на соседский сад. Мне доставляло неизъяснимое удовольствие упереть именно запретное. Пусть даже кислое до ломоты в скулах и мощного поноса в последующие дни.

«Ну это мы еще посмотрим, мамулечка!»— заводясь, думала я.

Назад, на ночную ярмарку, меня повез один из Трофимовых-зятьев. Между прочим, хотя и на стареньком, но еще очень приличном, вылизанном «форд-эскорте».

Я поняла, что ему нравлюсь, потому что он не закрывал рта всю дорогу. Из его трепа следовало, что все Трофимовы принадлежат к племени рукастых, они и часа не сидят без дела и находят выход из самых безвыходных положений. Семейство имеет три ячейки в кооперативном гараже на окраине Москвы, где Трофимовы держат весь инструмент по автослесарному делу, ведь они могут довести до ума любую машину. А дед, Иван Иваныч, славен тем, что проворачивает любые жестяные работы, может «выколотить» любое мятое крыло, восстановить аварийные части даже на «мерее» так классно, что этого никто не заметит.

Между прочим, Трофимов-зять признался, что, будучи студентом технологички, в самые трудные и безысходные времена научился у Трофимовых-старших шить мужские шапки, для которых они разводили нутрий. А нынче он выкладывает камины в коттеджах и достиг в этом деле такой популярности, что довольные заказчики передают его вместе с подручными из рук в руки.

— Хотите, и вам сработаем, — предложил он. — Со скидкой, по дружбе… Вообще-то мы цену держим! Не меньше пяти штук за дым! У меня как раз партия финского камня пришла, выложим, как споем, с кованой медяшкой, если пожелаете… Кочережка, совки, решетка литая с загогулинами — все наше!

— У меня еще и фазенды нету, а вы с камином! — смеялась я.

— Ну тогда клиентуру подкидывайте! Вы же по части купить — продать? А торгаши выпендриваться любят! Мы одному камин в виде парохода заделали! Такой «Титаник» с топкой типа корабельной и весь в иллюминаторах и клепке! Жируют, черти!.. Приведете клиента — десять процентов ваши! Без балды!

Он явно чуял во мне родственную душу.

За стенками лавки шумела-гремела ярмарка. Солнечный лучик (распогодилось, значит) косо бил в темень лавки. Я не заметила, как заснула — совершенно беззаботно, с таким ощущением, которое бывает только в детстве. Когда всерьез веришь, что откроешь глаза и будет счастье. Пару раз сквозь теплую завесу сна я слышала, как кто-то стучался в ставень и окликал меня, но мне было жаль просыпаться, и я ныряла в ласковые солнечные глубины.

Проснулась я поздно, торговый день был потерян, и я решила, что заеду к Рагозиным, посмотрю, как там Катерина, отошла ли от своих страхов и смогу ли я оставить хозяйство на нее завтра.

Глава 10 «АХ, МАМА, МАМА, МАМОЧКА…»

По пути на Сущевку я купила бутылочку натуральной хванчкары, набрала в коробку штучных пирожных, не с пустыми же руками в чужой дом заявляться… Дом оказался спрятанной в глубине строений, поодаль от улицы пятиэтажкой, правда построенной еще при Сталине, из крепкого красного кирпича, с нестандартно большими окнами и явно пристроенными уже гораздо позже наружными лифтами в остекленных шахтах.

Катькина квартира была на последнем этаже. Открыла мне мать, Нина Васильевна.

Она была в домашней уютной пижаме, тапочках на босу ногу, почему-то в темных сатиновых нарукавниках, с надкусанным яблоком. На высокий лоб она вздернула сильные очки, и ее темно-карие, узковатые, вовсе не похожие на Катькины оловяшки глаза были красноваты от усталости.