– Меня интересует не доклад, а идея. Та, о которой мы говорили ночью. Пока Ларри не познакомил нас, я и не подозревал, что мне нужны именно вы. Теперь я в этом уверен.
– Но у меня уже есть работа, доктор… Ласло.
– Я и не предлагаю вам место.
– Тогда что же?
– Возможность осуществить вашу идею. У меня, вернее у фонда, есть деньги, которые нужно истратить. Мы ищем исследования, которые не укладываются в привычные рамки. Грандиозные. Как ваша работа.
Это было похоже на сказку.
– Я уже звонил в Вашингтон секретарю правления, он у нас на крючке. На следующей неделе собирается совет попечителей, и я хочу, чтобы вы там были.
– В Вашингтоне?
– Нет. Фонд международный, мы встречаемся у озера Комо. Вы получите все что нужно. Сотрудников. Помещения. У нас есть центр в Эймсе, штат Айова, но ездить туда придется не часто – скажем, раза два в месяц. И, – Рамос улыбнулся, – я понимаю, вам это безразлично, однако появится строка в «Кто есть кто»… И еще я уполномочен предложить вам войти в совет попечителей.
– Все это так неожиданно, Ласло…
– Попечители собираются во Флэгстаффе – там у нас загородный клуб. Всего шесть раз в год. Вам понравится. Дело стоит того, Чип.
Он продолжал говорить, а я слушал, боясь шелохнуться. Сбывалось все, о чем я мечтал. И уже на следующей неделе, в огромном светлом зале с окнами на озеро Комо, я стал директором проекта, почетным членом оргкомитета, получил статус попечителя и сорок одного подчиненного.
На днях мы открываем в Эймсе Мемориальный комплекс Лоренса Резника. Название предложил я, все поддержали. Год был нелегкий. Чертовски обидно, что так много времени уходит на администрирование и совещания. Но Ласло лишь улыбнулся, когда я стал ему жаловаться.
– Не падайте духом, – ответил он. – Давно уже сказано: «Поспешай медленно». Кстати, я говорил, какой успех имело ваше лекционное турне?
– Спасибо. Надеюсь, когда войдет в строй мемориал Резника, у меня будет оставаться больше времени.
– Совершенно верно! Скажу по секрету – вас решено назначить в президентскую комиссию по межпредметным связям. Сообщение пока неофициальное, но все уже согласовано. Мы готовим подходящую резиденцию, там будет личный кабинет, где вы сможете держать свои бумаги между поездками.
Разумеется, я сказал ему, что если он имеет в виду те заметки, которые я пытаюсь восстановить, то им не требуется так много места. Говоря честно, им вообще не требуется места, ведь я так и не сумел выкроить для них время. Но рано или поздно я это сделаю, если повезет. Пока не везет. Бедняга Хонимен, например… Я уже написал ему, просил выслать свои работы – и тут услышал, что в шторм перевернулась его яхта. И никто не знает, где он хранил свои записи.
Да, вот еще что. Незадолго до смерти Резник сказал странную вещь. Будто мир сговаривается против человека, который чего-то достиг. И добавил: «Я не уверен даже, что этот мир – наш».
Кажется, я понял, что он имел в виду. Предположим – совершенно абстрактно, – будто кто-то не хочет, чтобы мы развивались быстро. Кто-то из иного мира…
Глупо. То есть я думаю, что глупо.
Но если все-таки продолжить эту линию, то получится не глупо, а совсем наоборот. Я хочу сказать – страшно. Дважды меня едва не сбили перед собственным домом какие-то ополоумевшие водители. И воздушное такси, на которое я опоздал, – оно разбилось на моих глазах.
И еще я хочу кое-что выяснить. Во-первых, где фонд берет деньги. А во-вторых – и я проверю это, как только окажусь в Лос-Анджелесе, – действительно ли в номере 2051 жили молодожены, которых случайно потревожил Ласло Рамос как раз в то время, когда Ларри падал с двадцатого этажа.
Фредерик Пол. Переквалификация
На восток, к самому горизонту, тянулись тысячи акров сои; напротив, через дорогу, раскинулись столь же бескрайние кукурузные поля. Зеб угрюмо поднял ирригационную задвижку и стал следить за датчиком. Проклятая погода! Дождь нужен позарез. Он понюхал воздух, нахмурился, покачал головой. Относительная влажность – 85 процентов, нет, почти 87! А в небе – ни облачка…
– Привет, Зеб! – окликнул его сосед через дорогу. Зеб вежливо кивнул. Он занимается соей, Уолли – кукурузой. О чем им разговаривать? Разве что просто так, для соблюдения приличий. Он вытащил из кармана пестрый платок и отер лоб.
– Пришлось дать больше воды, – сообщил он из вежливости.
– Да… Одно хорошо – рост содержания углекислого газа. Для наших культур это то что надо.
Зеб с кряхтением нагнулся, поднял ком земли, размял его пальцами, лизнул.
– Снова маловато кобальта, – сказал он задумчиво. Но Уолли не интересовался химическим составом почвы.
– Слыхал, Зеб?
– О чем?
– Так, вообще. Сам знаешь.
Зеб обернулся.
– Ты о дурацкой болтовне насчет закрытия ферм? Всем известно, что этому не бывать. Ничего такого я не слышал. А если бы услышал, ни за что бы не поверил.
– Понимаешь, Зеб, болтают, будто…
– Пусть болтают что хотят! Я не слушаю трепачей. Извини, Уолли, мне пора возвращаться, иначе будет выволочка. Приятно было с тобой встретиться. – И он зашагал к хижинам.