Торговцы плотью

— Это на южной стороне Восточной Пятьдесят восьмой улицы, — рассказывала Никки Редберн, — возле Саттон-Плейс. Весь первый этаж отдельного частного дома. Другие жильцы заняты в основном коммерческой деятельностью, и большинство часам к пяти уходит.

— А что внутри? — спросила Марта.

— Десяток спален через перегородки, без дверей, только отдергивающиеся портьеры на кольцах. Все на виду, то есть, я хочу сказать, все слышно.

— Кто получает деньги? — спросил я.

— По-моему, Сэндз. Во всяком случае, там сидел субъект, отвечающий вашему описанию. Спросил, чего бы мне хотелось: белого, черного, желтого или какого еще. Я предварительно не договаривалась, значит, вся команда у него под рукой. Я заплатила за белого. Когда мы остались одни, поинтересовалась, не найдется ли травки покурить. Он сказал: «Конечно, никаких проблем». Пять баксов. Товар хороший. А потом добавил, что и покрепче можно добыть.

— А что именно, не сказал? — поинтересовался Люк Футтер.

— Нет, но когда я намекнула на понюшку, кивнул.

— А ты видела кого-нибудь из парней? — спросил я.

— Уходя, заметила какого-то колченогого. Могу поклясться преисподней, что он не жеребец. В общем, дело грязное. Но, на мой взгляд, жизнь там кипит, как на Таймс-сквер.

Люк Футтер подбросил последний орешек и вытер пальцы.

— Звучит неплохо, — сказал он. — Мне надо немного разведать, не стоит ли кто за ним. Если да, вам придется заплатить за то, чтоб его прихлопнуть. Если нет, мы легко его достанем.

— А за это сколько нам придется заплатить? — спросил я.

— Нисколько, — криво усмехнулся Футтер. — Что касается дома, я всегда могу добиться законного ареста. Пошлю туда парочку переодетых сотрудниц полиции. Может, им удастся купить кокаин. Если все действительно так, как ты говоришь, поставим микрофоны, прослушаем телефон.

— И долго придется ждать? — спросила Марта.

— Несколько недель, — сказал он. — Возможно, месяц. Если вам надо выставить этого молодца по-хорошему, все придется делать как следует.

Он взглянул на Николь. Мы сообщили ей, что будем оплачивать счастье, которое она дарит детективу.

— Тебе надо идти, Люк? — спросила она.

— Пожалуй, нет, — нерешительно ответил он.

— Пошли, расскажем друг другу пару историй из нашей жизни, — сказала она, поднимаясь.

— Ладно, — согласился он.

Мы подождали, пока захлопнется дверь Синей комнаты. Я плеснул Марте еще фруктовой.

— Он ведь не думает, что она делает это из любви к нему? — спросил я.

— Кто знает, — пожала плечами Марта. — Он о себе высокого мнения. — Я кивнул. — Что с тобой? — внимательно взглянула она на меня. — Ревнуешь?

— Мне нравится Никки, — признался я.

— Мне тоже. Ну и что? Питер, это бизнес. Тебе известно, что девочка зарабатывает на жизнь. Футтер для нее пустое место.

— Известно, — сказал я. — Но все же…

Она накрыла мою руку ладонью.

— Ты слишком мягкий, — заметила Марта. — Хочешь, пойдем в твою комнату и поласкаемся?

— Пожалуй, я пас, — ответил я. — Тем не менее очень признателен.

И мы остались сидеть, потягивая коньяк. Через какое-то время вернулись Никки с Футтером, мы выпили по последней, и они ушли втроем. Я остался один.

Прошелся по квартире, гася свет. Вышел на террасу. Было начало апреля, но все еще зябко. Несколько минут я расхаживал взад и вперед, потом вернулся в комнату и совершил невероятно идиотский поступок. Позвонил Дженни Толливер.

После седьмого гудка послышался сонный голос:

— Алло…

Я повесил трубку.

Лучше бы мне поласкаться с Мартой.

Глава 75

О деньгах могу сказать следующее: для всех, кроме блаженных вроде Артура Эндерса, они важны, только когда их нет. Когда они есть, деньги утрачивают собственное значение и обретают некий новый смысл.

Дают, например, как я уже говорил, возможность удовлетворить свои прихоти. Купить шелковое белье, нанять лимузин, слетать пообедать в Париж. С наличными можно капризничать. Забавляться.

Когда есть деньги, происходит что-то еще. (По крайней мере, так было со мной.) Можно поступать как заблагорассудится, нисколько не заботясь о том, что подумают другие.

Когда у меня завелись деньги, я вполне мог полить мороженое кетчупом или плюнуть в официанта. Мне было абсолютно все равно. Я пришел к выводу, что снобизм — это бегство от бедности.

А еще деньги избавляют тебя от необходимости повиноваться дуракам. Я думаю, девяносто процентов людей, зарабатывающих себе на жизнь, вынуждены выполнять команды людей, которых они не уважают. По себе знаю.

На самом деле, богатство дает свободу, и я получил ее впервые в жизни.

Я радостно принял приглашение Артура Эндерса пообедать у «Блотто». Я, конечно, любил Артура, но мне было важно поддерживать дружбу с ним, доказывая себе, что я не превратился в сноба. Я даже охотно приготовился снова есть спагетти с фрикадельками и пить это кислое красное вино.

Только позже мне пришло в голову, что я был похож на Марию-Антуанетту, изображающую пастушку.

Мы назначили обед на вечер воскресенья, когда апартаменты были закрыты для публики. «Блотто» ничуть не изменился: хозяин, официанты, бармен не забыли меня, но никто не спросил, куда я пропал.

— Ну, что с твоей пьесой? — спросил я Артура.