— Моя идея вот в чем, — продолжил Ростик. — Если мы сумеем подключить викрамов к изготовлению каленых изделий, они послужат нам и в контакте с пернатыми.
— Погоди о пернатых, — поморщился капитан, — Что с этими, викрамами, как ты их называешь? Пустые-то раковины срезать можно?
— Пустые можно. И можно выплавлять из них металл, хотя я не знаю, насколько это будет эффективно… — Подумав, Ростик изложил свои воспоминания о громадной подводной мельнице, толкущей раковины на удобрение. С этим вышла неувязка. Пришлось даже рисовать ее, благо доску с пластилином кто-то положил на подоконник, а шип ядовитой рыбины Ростик и вовсе держал на поясе, в ножнах от ножа. Он заинтересовал всех, пришлось рассказать и о рыбе, что вызвало бурные эмоции у добытчика металла. Оказалось, случаи уже имелись, и все смертельные, только причина их была непонятна.
— Теперь будем знать, — коротко заключил свои переживания бородатый.
— Города, города… — бормотал капитан, записывая что-то очень экономным, микроскопическим почерком в настоящую, из бумаги, записную книжку.
Ростик тут же воспылал к ней интересом, а оглядев ребят, понял, что не он один. Пестель тоже рассматривал немудреный блокнотик, чуть не облизываясь, да и Ким смотрел на записное изделие с повышенной хмуростью.
— Мне бы такую книжку, — подал голос Рост. — Хотя бы по блату, капитан.
— Что? А, это… — Он оглядел ребят, усмехнулся:
— Может быть, скоро и в самом деле начнем выдавать. Ребята к востоку от Боловска строят бумажную фабрику. И это, — от потряс книжкой в воздухе, — одно из первых изделий. Вот только… — Он нахмурился, но отмахнулся. — Слушай, Рост, как бы их города к нам подтащить?
— Не выйдет, капитан. Там в самом деле удобно, они оттуда никуда не сдвинутся. Придется нам к ним летать — если на переговоры, конечно. А с изделиями они и сами к нам подойдут.
— У нас же есть плот, — напомнил бородатый.
— Наверное, это пернатые не пустят их гешефты устраивать с новыми союзниками, — высказался Ким.
— Ну, если мы с ними помиримся, то пустят, — выдал Эдик.
— Ты бы посмотрел, как они выглядят, сразу бы забыл про «помиримся».
— Агрессивны, это верно, — отозвался капитан. — И все-таки, Рост, ты не понял, что собой представляют эти их города?
Ростик пожал плечами:
— Думаю, выглядят как складки дна, поросшие водорослями. Крыша-то им не нужна, дождя они вовсе не понимают.
Последняя реплика была неудачной. Пришлось рассказывать о своих объяснениях дождя в переговорах с викрамами. Почему-то этим ребятам, видевшим такое, что на Земле не могло присниться и в кошмарном сне, это показалось самым странным. Кто-то из девушек, оказавшихся в коридоре, даже принялся хихикать, как будто не могло быть ничего забавнее, чем рыболюди, не имеющие о дожде никакого понятия. Ростик только головой покрутил, чтобы окончательно не растеряться.
Каким-то образом это всех настроило на ужин, и разговор потихоньку заглох. Ребята, конечно, еще переговаривались о последних сообщениях, выданных Ростиком, но уже не горели любопытством, как вначале. Даже капитан, убирая записную книжку, отозвался так:
— Ладно, посмотрим, что из всего этого получится. Борода, ты плот хорошо заякорил?
— С трех углов. Там же течение нашей реки чувствуется, если не постараться, поутру за ним гнаться придется… Но сейчас — не оторвешь.
Когда ребята разошлись и Ростику прямо как турецкому паше принесли ужин в кровать, он уже спал. Правда, сном прозрачным, как светлая вода, слыша и то, как принесли этот ужин, и соображая, где он находится, и понимая, что он спит. Но просыпаться не стал. Как большинство больных, он знал: быстрее всего организм восстанавливается во сне. Так стоило ли ему мешать из-за какого-то ужина?
32
Ростик выздоравливал долго, почти неделю провалялся в постели, хотя последние дни и пытался прогуливаться по Одессе. Но ложился пораньше, а поутру подольше задерживался в кровати, делая вид, что отсыпается. Хотя на самом деле не спал, а просто лежал и смотрел в окно. Правда, иногда этот блеск воды, неестественно вздымающейся вверх под лучами солнца, начинал его настолько раздражать, что он, затратив не один час, разгадал наконец тайну каменной ставни, чтобы закрывать окно и не видеть этого безбрежного, сияющего, кажущегося всевидящим ока.
А ставня, как оказалось, зажималась сложной и малопонятной каменной же застежкой, иначе и не скажешь, и даже после десятикратных осмотров понять принцип ее работы было не просто. Создавалось впечатление, что два каменных клинышка как-то прилипали друг к другу, и это позволяло держать окно плотно закрытым. А иногда совместить их почему-то не получалось, и Ростик даже приблизительно не мог сказать, почему так происходит и что он делает неправильно.