Торговый дом Гердлстон

- Покой обретем мы за могилой, - все так же мягко и вкрадчиво продолжал Гердлстон. - Порой мне кажется, что если бы не возложенный на меня долг, не обязанности мои перед людьми, чья судьба от меня зависит, быть может, и я поддался бы соблазну прервать свое бренное существование и приблизить вечный покой. Найдутся педанты, которые скажут, что самовольно обрывать нить жизни - грех. Я никогда не разделял этого взгляда, а вместе с тем мои нравственные устои весьма тверды. Я полагаю, что из всего, чем нам дано обладать на этой земле, жизнь наша - это то, что наиболее полно и безраздельно принадлежит нам, и посему именно ею мы прежде всего вольны распоряжаться по собственному усмотрению и обрывать ее по своему желанию. Взяв с камина небольшую склянку, он задумчиво повертел ее в руке. - Как странно, - продолжал он, - как странно, что этот маленький пузырек таит в себе избавление от всех несчастий и бед нашей земной юдоли! Один глоток - и душа, освободившись от своей бренной оболочки, как от ненужной ветоши, воспарит ввысь, прекрасная и свободная. И все тревоги останутся позади. Один глоток... Ах, дайте сюда! Стойте! Что вы делаете?

Но Кэт, выхватив у него пузырек, уже швырнула его изо всех своих слабых сил о стену. Стекло разлетелось вдребезги, и едкий запах скипидара распространился по комнате. Кэт была так слаба, что это резкое движение заставило ее пошатнуться, и, не устояв на ногах, она опустилась на край постели. Опекун впился в нее мрачным, исполненным угрозы взглядом, а его длинные костлявые пальцы судорожно сжимались и разжимались, словно норовя сомкнуться вокруг ее горла.

- Я не стану вам в этом помогать, - чуть слышно, но твердо промолвила Кэт. - Вы хотите убить не только тело мое, но и душу.

Гердлстон больше не притворялся, он сбросил маску. Теперь это было лицо хищного волка, с беспощадной ненавистью пожирающего глазами свою жертву.

- Идиотка! - прошипел он.

- Я смерти не боюсь, - сказала Кэт и смело взглянула ему прямо в глаза.

Гердлстон, сделав над собой усилие, взял себя в руки.

- У меня больше нет сомнений, - сказал он спокойно, - что ваш рассудок расстроен. Какая смерть? Что за чушь плетет ваш язык? Вам решительно ничто не угрожает, кроме собственного безумия. - И, резко повернувшись, он твердым, стремительным шагом вышел из комнаты, словно приняв внезапно какое-то бесповоротное решение.

Суровое, мрачное лицо его, казалось, окаменело. Поднявшись к себе в спальню, он порылся в ящике письменного стола и достал телеграфный бланк. Написав на нем несколько слов, он спустился вниз, надел шляпу и тотчас направился на почту в Бедсворт.

У ворот на своем складном стуле, как всегда, угрюмый, восседал страж.

- Она совсем плоха, Стивенс, - сказал Гердлстон, остановившись возле него и кивая в сторону дома. С каждым днем все хуже и хуже. Боюсь, что долго не протянет. Если тебя кто-нибудь спросит про нее, скажи, что состояние ее безнадежно. А я иду на почту послать телеграмму в Лондон, хочу вызвать к ней хорошего врача, может быть, он что-нибудь посоветует.

Стивенс почтительно приподнял засаленную шляпу.

- Она как-то раз и сюда заявилась, - сказал он. - И бог знает, как безобразничала здесь. "Пропусти меня, - говорит. - Я дам тебе десять золотых гиней". Так и сказала. "Только даже за тысячу золотых гиней не позволит себе Уильям Стивенс, эсквайр, сделать то, что не положено", сказал я ей.

- Похвально, очень похвально, друг мой, - одобрительно произнес Гердлстон. - Каждый человек, на каком бы посту он ни находился, должен честно выполнять свои обязанности, и в зависимости от того, как он их выполнит - хорошо или дурно, - он и будет вознагражден. Я позабочусь о том, чтобы твоя преданность не осталась без награды.

- Спасибо, хозяин.

- У нее сейчас буйное состояние и бред. Несмотря на слабость, она не сидит на месте и может сделать попытку убежать, так что смотри в оба. Ну, прощай.

- Доброго вам здоровья, сэр.

Уильям Стивенс, стоя в воротах, задумчиво поглядел вслед Гердлстону, затем уселся на свой складной стул, раскурил трубку и принялся размышлять.

"Чудно, - бормотал он, почесывая затылок. - Ей-богу, чудно, ничего я что-то не пойму. Хозяин говорит: она совсем плоха - и тут же говорит: смотри, как бы она не убежала. Много я их насмотрелся таких, что там помирали, а вот чтобы так - то помирали, то воскресали, - этого видеть не доводилось. Уж кто сам по себе умирает, так тот и умирает. Да, что-то чудно. Пошел теперь посылать доктору телеграмму в Лондон, а ведь, кажись, доктор Корбет в два счета прискакал бы из Клакстона или доктор Хеттон - из Бедсворта, позови он их только. Вот и пойми, чего ему надо. Эй, глядите-ка, никак и сама умирающая сюда припожаловала! - воскликнул он и от удивления даже забыл про свою трубку. - Легка на помине, пропади я пропадом!"