Торквемада и испанская инквизиция

Инквизиторы же, как показал их декрет от 2 января 1481 года, истолковали это бегство, совершенное в условиях всеобщей паники, как свидетельство виновности беглецов. Опираясь на данные монархами полномочия и на содержание буллы, в соответствии с которой их назначение было произведено, инквизиторы объявили, что, поскольку многие бежали из Севильи в страхе перед преследованиями за порок ереси, они приказывают маркизу Кадисскому, графу Арко и прочим дворянам королевства Кастилии в течение пятидесяти дней со дня обнародования эдикта провести перепись личностей обоих полов, стремящихся найти убежище и защиту в их владениях; арестовать всех и в целости и сохранности доставить в тюрьму инквизиции в Севилье, конфисковав их имущество и передав его вместе с описью в руки доверенного лица инквизиторов. Никто не смеет укрывать кого-либо из беглецов и обязан строго подчиняться требованиям эдикта под страхом отлучения и прочих наказаний, предусмотренных законом в отношении сочувствующих еретикам, как то: лишение титулов, званий и должностей, освобождение их подданных и вассалов от всех видов зависимости от них. Кроме того, инквизиторы оставили за собой и своими уполномоченными право отпущения грехов и отмены приговоров, наложенных церковью на тех, кто нарушил требования эдикта.

Глава VIII. СВЯТАЯ ПАЛАТА В СЕВИЛЬЕ

Непреложная цель инквизиторов и непримиримость, с которой они намеривались действовать, ясно обнаружились в эдикте от 2 января 1481 года. Крайняя несправедливость, содержавшаяся в их призыве к властям арестовывать мужчин и женщин за выезд из Севильи, совершенный до издания запрета на подобные выезды, типична для деспотических методов инквизиции. Неудивительно – особенно, если учесть, сколь много было «новых христиан», занимавших в Севилье высокое положение, – что такие меры должны были привести к террору в отношении оставшихся в Севилье и заставить их принять меры для защиты себя от преследований службы столь несправедливой, что даже невинному младенцу могли вынести обвинительный приговор.

Группа влиятельных горожан собралась по приглашению Диего де Сусана – одного из богатейших людей Севильи, чье состояние оценивалось в десять миллионов мараведи^[74] Они пришли к выводу, что пора готовиться к активным действиям для защиты от трибунала инквизиции, и договорились, что при необходимости применят силу.

Среди тех, кто пришел на тайную встречу, было несколько церковников и людей, занимавших высокие должности, дарованные Короной: правитель Трианы Хуан Фернандес Аболафио, его брат – главный судья и откупщик королевских пошлин, лиценциат Бартоломе Торралба и Мануэль Соли – богач, обладавший широкими связями в высшем свете.

Сусан обратился к ним с речью, заявив, что они – влиятельнейшие люди Севильи, что их богатство – это не только собственность, но и хорошее отношение к ним народа и что лишь их решимость и сплоченность позволят успешно противостоять инквизиторам, если монахи предпримут против них какие-либо действия.

Все согласились с этим, и было решено, что каждый из заговорщиков соберет людей, оружие и деньги, которые могут понадобиться для осуществления их намерений.

Но у Сусана, на его погибель, была дочь. И эта девушка, которую за необычайную красоту называли La Hermoso Hembra[75], любила кастильца. Она-то и выдала инквизиторам заговор, «нечестиво оскверняющий естественные законы, запечатленные перстом господним в сердце человеческом». Какими мотивами при этом она руководствовалась, какую роль сыграл ее возлюбленный – документально не установлено.

Сусан и его неудачливые единомышленники были схвачены и заключены в кельи монастыря Святого Павла, который использовался в то время как тюрьма, а впоследствии предстали перед судом Святой палаты, заседавшим в стенах монастыря.

Конечно, их судили за ересь и вероотступничество, поскольку Святая палата не могла предъявить им других обвинений. К сожалению, Льоренте не отыскал записей об этом судебном разбирательстве – одном из первых, проведенных инквизицией в Кастилии, – поэтому не известно ничего, кроме того, что Сусан, Соли, Бартоломе Торралба и братья Фернандес были признаны виновными, что им приписывалось преступное вероотступничество и что их передали светским властям для наказания.

Гарсиа Родриго посвятил несколько страниц своей «Historia Verdadera» подробному описанию своей версии, утверждая, будто эти люди упорствовали в своем заблуждении вопреки многочисленным попыткам спасти их. Он наделяет фанатичного Охеду характером ангельским и милосердным и изображает его колеблющимся, со слезами на глазах умоляющим заговорщиков признать ошибку. Родриго уверяет нас, что, несмотря на настойчивые усилия доминиканца, не отступавшего до последней минуты, все его старания оказались тщетны.