— Несса была еще жива, и они с ней... А потом кинули жребий — про меня. Я досталась прихвостню атамана. Потом другие... Я делала все, что они хотели, сама, по первому слову, а они хвалили меня... Они даже не были со мной жестокими. Один даже предлагал нам вдвоем убежать и вместе воровать и грабить — чтобы я заманивала мужчин в засаду... Я ему очень понравилась. Я прислуживала им за едой, танцевала для них, меня... разыгрывали в кости... Когда они валялись перепившиеся, я хотела их зарезать, но не смогла... Было три стражника, я могла бы справиться с ними, но... боялась... Только через месяц я сумела от них бежать... Решилась бежать...
Марисса вновь залилась горькими слезами.
— И тебя изгнали? — спросил минуту спустя капитан, вытирая ей слезы косынкой.
— Нет, — помотала она головой. — Я сама. Когда я вернулась, мне никто не сказал ни слова — в Феанне не могут обвинить, если нет свидетелей. Но они смотрели... Мне каждый раз чудилось, что они смотрят и говорят молча: «Почему ты жива?!»... И я... Эти взгляды... — Марисса запиналась, казалось, вот-вот снова разрыдается. — Вот так в одну ночь встала и срезала клеймо обсидиановой бритвой. Режу и вою, режу и вою... Потом прижгла рану свечой и отрубилась... Вот и все... Торн, — всхлипнула она. — Ну за что мне все это? В чем я виновата? Что я сделала, что богиня так карает меня?
Девушка с тихим плачем уткнулась Торнану в грудь.
Он механически поглаживал ее по волосам, не зная, что сказать. Все слова, что ничего страшного не произошло, что люди, пережив куда худшее, живут себе неплохо и даже счастливо, прозвучали бы нелепо и фальшиво.
Сколько себя помнила Марисса, судьба ее не баловала. Детство ее не было ни безоблачным, ни благополучным.
Ретез, город ее детства... Первый по величине порт Кильдара и третий — всей Логрии. Шумный, полный купцов и моряков, веселый и грязный, алчный и расточительный. Богатые лавки и тяжеловесные каменные мосты, бесконечные кварталы ремесленников, столь же бесконечные улицы увеселительных заведений, пестрые рыночные площади и храмы двунадесяти богов, которым в Ретезе молились...
Гавань, куда приходили корабли буквально со всего света — из Данелага, из Гвайса и Мериддо, из Суртии и Гхаратты, даже с Заокраинного материка, куда плыть надо полторы луны, не видя земли. Все это было ей знакомо.
Но жизнь среди этого богатства и пышного цветения всего и вся была ох как не легка.
В Ретезе всякий торговец, даже торгующий вразнос лепешками и щербетом, смотрит свысока на того, кто лишен этого высшего счастья: продавать и считать деньги за проданный товар. А отец ее не был торговцем. Кебал Хорт по прозвищу Шрам был воином купеческой стражи, одним из лучших ее воинов и непревзойденным лучником. Но — не торговцем. И этого хватало, чтобы дети соседей, мелких лавочников и приказчиков, смотрели на нее свысока.
У отца не было достаточного количества золота, и поэтому мать со вздохом штопала в очередной раз порванное платьишко дочки. Деньги как приходили, так и уходили, и как ни старался он, выше скромного достатка подняться никак не удавалось. Отец мечтал о сыне, но родилась Инграда — маленькая и болезненная девочка. Но он не упрекнул мать ни единым словом, как это водилось в их городе, где рождение девочки даже не всегда праздновали.
А еще отец ее не был ни коренным ретезцем, ни кильдарианцем, ни даже логрийцем. Про свою родину он не рассказывал никогда. И много времени спустя она догадалась, почему.
Ее мать, Сайна — огненно-рыжая, красивая, но быстро увядающая под напором жизненных тягот, — не попрекала отца ни отсутствием богатства, ни чужим происхождением. Она его просто любила. И любила ее — дочь чужеземца.
И это тоже позволяло подружкам высокомерно относиться к ней.
— Нет, Марька, тебя замуж никто не возьмет, — важно изрекала Тунна, заводила девчачьей компании их квартала, когда они по извечному обыкновению всех малолетних существ женского пола делили женихов из числа сверстников.
— Это еще почему?! — удивлялась Марисса.
— А потому, — назидательно поднимала Тунна палец. — У тебя папаня кто?
— Воин! — важно отвечала Марисса.
— Он у тебя харьитт. Tapeг аль еще какой бродяга степной, — сообщала подружка, словно открывая великий секрет. — Не наш человек, одним словом.
— Ну и что?!
— А то! — с той же важностью рассуждала Тунна. — От волков родятся волки, от зайцев — зайцы, от черепах — черепахи. Разве не так? А что родится от волка и черепахи?! Никто тебя замуж не возьмет, потому что ты помесь непонятная. Так что тебе одна дорога — к твоей тетке...
Так она первый раз узнала о существовании тетки.
Но на ее вопрос о том, почему это ей дорога к тетке, и вообще — кто она такая, ее мама вдруг расплакалась, порывисто обняв Мариссу. Потом, правда, добавила, что ее безмозглые подружки просто ничего не понимают и не имеют даже мышиного ума, раз так говорят. Ведь ее дочка самая красивая, а они просто завидуют. И тетя ее тоже хорошая, хотя и «неправильно живущая» женщина.
Вскоре девочка познакомилась с родственницей воочию.