Он так кричал, что распугал всех кур и те разбежались в разные стороны, кудахча и роняя перья. Соседские коты собрались на парапете террасы на почтительном расстоянии, поглядывая на него вопросительно и немного ехидно. Но Липучки среди них не было. Она стала совсем нервной и неуправляемой и целыми днями пропадала неизвестно где. Возвращалась изможденная, замерзшая и с жадностью набрасывалась на блюдце с молоком, которое Пульче оставляла для нее на площадке.
– Не иначе как у нее на другом конце города появился жених, – говорила синьора Эспозито, не пропускавшая ни одного телесериала и находившая романтику даже в жизни котов.
– Мне кажется, у нее проснулся инстинкт охотницы, а в нашем квартале не осталось больше ни мышей, ни птиц, – предположил дедушка Ментасто. – Кроме кур Петрарки, конечно, но к ним она привыкла относиться с уважением.
Мы с Пульче тоже слышали эти разговоры, и, когда Липучка появилась у входа в Упрямую Твердыню и положила у наших ног что-то, похожее на сероватый замусоленный мешочек, мы подумали, что она хотела преподнести нам в подарок какую-то убитую ею птичку или мышонка.
– Что это? – с брезгливой гримасой спросила Пульче.
Я наклонилась, чтобы разглядеть получше. На мышонка или воробья это было не очень похоже – какой-то бесформенный грязный и мокрый комочек, и крови на нем нигде не видно.
Я осторожно взяла его пальцами и подняла с земли. Липучка внимательно смотрела. Мне бы надо было ее поблагодарить: «Спасибо тебе, молодец, черная пантера!» Но я в это время думала: «Странно, почему она не принесла этот „подарок“ Лео?»
– Нет, это не зверек! – воскликнула Пульче, вырвав кошачий трофей у меня из рук. – Смотри! Пинетка для новорожденного!
Она отряхнула наш «подарок», промокнула его носовым платком и сунула внутрь три пальца, чтобы придать форму. Да, это была шерстяная вязаная пинетка, причем совсем крошечная. Изначально она, скорее всего, была белой или светло-розовой, но, проделав долгий путь в пасти Липучки и побывав во многих лужах, сделалась почти неузнаваемой.
– Карлито?.. – задохнувшись, прошептала Пульче.
Она так побледнела, что веснушки на ее лице стали намного темнее обычного.
Я знала, о чем она подумала: о маленьком гробе моего братика и о Липучке, которая разрыла его могилу на кладбище. Не зря мы с ней прочли столько всяких ужастиков.
– Подожди, успокойся, – ответила я. – Помнишь инструкцию по одежде малыша, которую нам прислали из Женевы? В ящиках пеленального столика и в сумке, которую мы отнесли в клинику, не было ни одной пары пинеток.
Пульче вздохнула с облегчением, немного приходя в себя.
– Но тогда чья же? Где она могла ее подобрать? – спросила она. – И зачем принесла нам?
Кошка смотрела на нас и била хвостом.
– Что скажешь, пантера? – спросила я, подсовывая ей под нос грязную пинетку. – Что мы, по-твоему, должны с ней сделать?