Саша с будничной торопливостью грохотал по вытертым до лоска ступеням, спеша на полуторку, отходившую от бывшей городской управы на Ашкой, базу разведотряда, когда заметил мальчишку, вжавшегося в узор перил. Разминуться им не было никакой возможности. Пацанёнок в замызганной майке, провисшей в подмышках так, что виднелся смуглый «баян» худых рёбер, с самодельной удочкой на плече и куканом с бычками в сером глянце слизи. Мамука остановил Сашу не приветствием, о котором можно было только догадаться по едва шевельнувшимся губам, он остановил Новика взглядом. В чёрных расширенных зрачках, как у загнанной в угол собачонки, было столько ужаса и затравленной злобы, что лейтенант поневоле остановился.
— Ты чего, боец? — попытался он потрепать смоляную чёлку мальчишки, но тот прянул назад и, уронив на железные ступени клейких бычков, с громом ссыпался по лестнице вниз…
Так что, на этот вопрос его «Ты чего?» Саше ответила уже Настя, и только сейчас.
Она опустилась на дореволюционную софу, задумчиво помяла в пальцах только что отутюженную белую косынку с красным крестом и подняла на Сашу настороженный взгляд угольных зрачков:
— Он не родной внук бабушки Стелы…
— Вот как? — присел рядом и Новик.
— Его к ней привезла её старая подруга, тётя Мамуки, а к ней — его родная бабушка по матери, а к ней — дядя. — Настя, как-то по-детски скривившись, махнула рукой. — Прямо колобок…
— От кого это он так бегает? — нахмурился Саша, предчувствуя что-то недоброе в возможном ответе.
— Он заложник, Саша…
Немногие по эту сторону линии фронта и на этом берегу Чёрного моря знали это секретное распоряжение: