Торпедоносцы

Молодые офицеры улыбаются: какие могут быть вопросы, когда к приезду высокого гостя подготовились основательно. Все предельно ясно и расписано по минутам: сразу после построения молодые летчики произведут расчеты с хозяйственниками, получат на руки документы и ночью разъедутся на действующие фронты, Банкетов, трогательных выпускных вечеров теперь не устраивают: война!

И вдруг вверх взметнулась рука. Высокий чернявый юноша с худощавым лицом и внимательными карими глазами решительно шагнул вперед:

— Разрешите, товарищ командующий?

Не часто задают вопросы командующему из строя. Жаворонков удивился, но, не подав вида, подошел к юноше, изучающе окинул взглядом его безукоризненную новенькую форму — отглаженные до стрелок черные брюки, синий китель, чистый подворотничок, ослепительно начищенные латунные пуговицы, комсомольский значок на левой стороне груди, — задержался на недовольном хмуром лице.

— Слушаю вас!

— Летчик младший лейтенант Борисов! — хрипловатым от волнения голосом представился тот и сразу без обиняков спросил: — Почему меня не отправляют на фронт?

Командующий на секунду прищурил глаза: молодой офицер спрашивал далеко не просяще, а строго, даже требовательно. Жаворонков одобрительно усмехнулся про себя: «Парень, видать, с характером!»

— В чем дело? — круто повернулся он к начальнику училища.

Полковник Морозов недоуменно пожал плечами:

— Выясню, товарищ командующий!

— Сейчас же! — приказывает Жаворонков.

Морозов строго взглянул на командира учебной авиаэскадрильи майора Храмова. Тот сделал шаг вперед и срывающимся от волнения голосом доложил:

— Товарищ генерал-полковник, младший лейтенант Борисов отличный летчик, смелый, решительный, не теряется в сложной обстановке. К тому же обладает хорошими командирскими качествами. Поэтому мы оставили его в училище инструктором.

Начальник училища в подтверждение правоты слов комэска согласно кивнул:

— Так точно! Борисов — очень хороший летчик!

— Значит, — удивился командующий, — училищу нужны хорошие летчики, а фронту посредственные? Ошибаетесь! Борисов! — повернулся Жаворонков к младшему лейтенанту. — Вы поедете на фронт со всеми выпускниками.

Когда строй распустили, Борисова окружили друзья. Его сжимали в объятиях, поздравляли. Но больше всех радовался штурман младший лейтенант Рачков.

— Молодец, Миша! Вместе учились, вместе летали, теперь будем вместе воевать!

— Борисов! Срочно к командующему! — окликнул, Михаила подошедший Храмов и хмуро добавил:

— Черт тебя за язык дернул, что ли? Ведь предупреждал же: никаких вопросов! Наломал теперь дров!

Борисов, одернув китель, поправив растрепавшийся чуб, ответил с достоинством:

— У меня, товарищ майор, в оккупации мать, сестры, Ничего о них не знаю который год. Где же мое место, как не на фронте? Я же говорил вам, что своего добьюсь.

— Мальчишка ты еще, Борисов! — пожурил Храмов. — У тебя талант летчика, а пуля — дура, не разбирает, что к чему. Сгинешь! Жалко тебя…

— Я не смерти боюсь. Боюсь опоздать отомстить фашистам.

— Все мы рвемся на фронт!.. — вздохнул Храмов.

Генерал Жаворонков был дотошным человеком. Решая дела государственной важности, он не упускал случая поговорить с рядовыми летчиками, не без основания полагая, что самые точные, интересующие его сведения можно получить только от них, непосредственных исполнителей, еще не искушенных в сложностях отношений руководящих работников. Его заинтересовал чернявый выпускник, захотелось побеседовать с ним, узнать, какими мотивами тот руководствовался, отказываясь от перспективной карьеры инструктора авиаучилища.

Когда Борисов доложил ему о своем прибытии, генерал-полковник даже не сразу узнал его — так тот изменился! От прежней хмурости не осталось и следа. Перед ним стоял ладный, красивый парень. Чистое загорелое юношеское лицо сияло счастьем. Было в нем еще столько мальчишеского, задорного, что вместо заготовленных вопросов Жаворонков неожиданно для себя спросил:

— Сколько вам лет, Борисов?

— Двадцать! — улыбаясь, ответил тот и густо покраснел под пристальным взглядом командующего. Поспешно уточнил: — Будет в этом месяце.

— Всего двадцать? — Генерал подсчитал в уме: значит, в училище попал в неполных восемнадцать. — В аэроклубе учились?

— Да! В марте сорок первого окончил Гомельский.

— Так вы из Белоруссии?

— Так точно! Белорус. Родился в Мозыре. Там закончил семилетку, потом восьмой класс, а в сороковом переехал в Гомель и поступил на дневное отделение аэроклуба. Меня там, товарищ генерал, тоже сватали инструктором, да я не захотел. Мне нужно стать морским летчиком.

— Почему именно морским?

Черные брови юноши от удивления вздернулись.

— Там же труднее всего!

Жаворонков опять усмехнулся про себя. Этот вопрос он задавал многим летчикам. Слышал разные ответы. Но большинство сводилось к неубедительному, вроде: «Люблю море, морскую романтику. Влечет простор…» А этот? «Труднее всего!» В самую точку!

— Германский флот изучали? Дайте характеристику линкора «Адмирал Шеер».