Читаем Торпедоносцы полностью

Штурман сверился с волной настройки радиополукомпаса, его индикатором, с магнитным компасом: расхождение было, но стрелка индикатора курса стояла на нуле, значит, самолет летел строго на приводную радиостанцию!

— Ничего страшного! — объявил Арбузов. — На привод идем хорошо! Скоро будут наши!

В плохую погоду выйти с моря на палангский пятачок — задача сложная: чуть отклонишься севернее или южнее — попадешь под пушки противника. А как уточнить место, где летишь, если под самолетом вода, впереди вода, в стороны вода и кроме нее больше ничего не видно? Надежда одна: радиополукомпас!

— Арбузов! Проверьте еще раз. Мы идем слишком малым курсом! — беспокоился Борисов, — Такого не должно быть!

Штурман покрутил ручку настройки приемника, проверил: отклонений нет, все правильно! Не верить радио-полукомпасу у него не было оснований.

— Ошибки нет, командир! Прослушайте, передают «Катюшу»!

Михаил переставил флажок переключателя внутренней связи на нужную риску и в телефонах зазвучала знакомая и бесконечно дорогая мелодия. Летчик несколько успокоился. Но перед глазами в густой дымке на воде стали вырисовываться знакомые полудужья молов.

— Что за черт? — выругался Борисов. — Куда ты меня завел, Арбузов? Это же Либава!

— Командир! Трассы справа! — закричал Демин.

Действительно, с молов и с берега ударили «эрликоны». Трассы хлестнули по носу самолета, снопами пронеслись над кабиной.

Михаил с силой толкнул левую педаль, рванул штурвал на себя, заваливая машину в глубокий вираж, и поспешил уйти назад, в море. Хорошо, Полгошкин не оторвался.

Ох и досталось штурману Арбузову от командира группы!

На аэродроме радиотехник долго возился с проверкой аппаратуры. Работала она безукоризненно, но загадка, почему радиополукомпас вывел самолеты вместо Паланги в Либаву, осталась не выясненной. На всякий случай, аппаратуру сменили. А Борисов усомнился в способностях штурмана Арбузова и отказался с ним летать.

Тем временем в Палангу были переведены остальные экипажи третьей авиаэскадрильи, и на очередное задание Борисов вылетел с флаг-штурманом капитаном Шараповым.

Целей опять не обнаружили, а при возвращении «Катюша» опять завела торпедоносцы под пушки Либавы.

Капитан Мещерин решил во всем разобраться сам. Он взлетел с Шараповым и направился в море.

Картина повторилась. Больше того, экипаж командира эскадрильи попал под удар двух «фокке-вульфов» и еле ушел от них в облака. Стало ясно, что немцы пошли на провокацию: они подстроили свою радиостанцию на приводную волну аэродрома Паланга и за счет увеличения мощности излучаемого сигнала «заводили» торпедоносцы на свои зенитные батареи.

Выяснилось также, что комдив с «Весны» никаких приказаний Борисову в воздух не передавал.

5

Ненастный рассвет над Палангой 26 января вновь взорвался громом канонады. Интенсивный, не прекращающийся ни на минуту огонь вели все морские пушки артиллерийских железнодорожных дивизионов Барбакадзе и Мясникова. Им вторила артиллерия на юго-востоке от аэродрома и со стороны моря. А едва установился день, как в хмурое небо взлетели шестерки «ильюшиных» из авиадивизии полковника Манжосова. Так войска 1-го Прибалтийского фронта во взаимодействии с авиацией, артиллерией и кораблями Краснознаменного Балтийского флота начали решающий штурм мемельской группировки врага.

Чтобы не дать немецкому командованию перебрасывать в Мемель подкрепления, морская авиация блокировала с моря Либаву и Виндаву.

На палангском аэродроме сидели, готовые к немедленному вылету, торпедоносцы и топмачтовики мещеринской авиаэскадрильи. Вскоре к ним присоединился перелетевший из Паневежиса экипаж старшего лейтенанта Макарихина. Зажатый в Мемеле враг, чувствуя приближающийся конец, использовал малейшую щель, чтобы удрать из осажденной базы. Торпедоносцам приходилось все время быть начеку.

В эти дни отличились экипажи Богачева и Макарихина: они за два вылета потопили по два крупных транспорта. А вот Михаилу Борисову не повезло: часами носился он над морскими просторами, но нужные цели не попались.

Через день оперативный дежурный эскадрильи принял телефонограмму: над военно-морской базой и городом поднят красный флаг! Восстановилось литовское название старинного балтийского города — Клайпеда. Мемельская группировка врага перестала существовать. Наши войска ворвались на косу Курише-Нерунг и погнали по ней гитлеровцев к Земландскому полуострову в Восточную Пруссию.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне / Детективы
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее