#торшерная_терапия 2. Человек на острие желания

Поворачиваю голову и утыкаюсь в дублёнку. Смотрю вверх. Мимоходом отмечаю: чтобы поцеловаться, придётся вставать на цыпочки. Он щёлкает пальцами перед глазами, чтобы привлечь внимание. Золотой ободок вспыхивает на свету. На среднем пальце.

– Аушки? Что случилось?

– Девушка, милая, выручайте. Пятьдесят рублей не дадите? – Он нагло разглядывает меня, жадно ощупывая глазами. Снова и снова лапает взглядом.

– Щас, – захлёбываясь смехом, не могу закончить фразу. «Вот ведь ангел-хранитель у человека. Это же надо – отправил меня денежку ему принести».

Выходим с новым знакомым из банка. У крыльца новенький «Мерседес» весело мигает фарами. С водительского сиденья подрывается мужчина со словами: «Дмитрий Сергеевич, это она, наша благодетельница?»

Я перевожу взгляд с одного на другого. Теперь они начинают переглядываться и ржать. Наконец Дима произносит:

– За стоянку надо заплатить пятьдесят рублей. Они только наличкой берут. А в банкомате купюры по пятьсот, других нет.

Роюсь в сумочке, пытаюсь найти кошелёк. Выуживаю случайно оказавшийся там полтинник.

– Я не знаю, как вас благодарить. – Дима берёт мою руку в свою и целует кончики пальцев.

Я отдёргиваю руку. Его поцелуи обжигают.

– Сегодня в 19:00 я заеду за вами. Поужинаем?

Моя рука снова оказывается в плену его лап. Пока я нахожусь под гипнозом его поглаживаний, он успевает выведать и записать мой номер.

– Ну всё, до вечера. – Он мимолетно целует меня в щёку.

Уже двенадцать лет мы рассказываем эту историю каждому, кто интересуется: «А как вы познакомились?»

Юлия Башинская. Тёткин шифоньер

Сентябрь выдался холодным, всё время шли дожди, а отопление не включали. Люба простудилась и сидела дома на больничном. Свою неделю отлучения от работы она проводила в обнимку с коробкой конфет перед телевизором.

Телевизор и кровать были единственными современными предметами в старой, уютной тёткиной квартире. Всё остальное убранство состояло из громоздкого шифоньера с резьбой, серванта с хрусталём и дивана. Картину дополняли кресло, торшер и часы с маятником.

Квартира располагалась в старом доме, построенном ещё до войны. В окна единственной комнаты были видны сквер и проезжая часть.

Люба переселилась в это ветхое жилище полгода назад, почти сразу после смерти тётки, и обосновалась в нем, как будто прожила тут всю жизнь. Немногочисленные тёткины родственники попытались было вмешаться в дело наследования, но она предусмотрительно оформила завещание.

Родня вынуждена была утереться и успокоиться.

Иногда приезжали пожить на время экзаменов дальние родственницы-студентки. Люба не могла отказать родне. Ей не жалко, а вместе веселее. Но прагматичным студенткам не нравились размеры жилплощади и присутствие Любы, поэтому они быстро исчезали. Понятное дело, хозяйка ни разу об этом не пожалела.

Тётя была старшей сестрой покойной матери Любы и совершенно удивительной особой. Женщина элегантная, лёгкая на подъём, острая на язык, с несуразной и захватывающей личной жизнью. Она даже поваром – коком – на корабле плавала несколько раз. Точнее, ходила. Тётку всегда раздражало, когда говорили «плавает».

– Плавает, Любаша, только кое-что на букву «г», – повторяла она при случае и смеялась.

Пока тётя была жива, Люба с удовольствием навещала её. У той всегда были наготове пироги, воспоминания и разные причудливые истории для племянницы. На три жизни хватило бы! Если, конечно, это была правда. Любаша сильно в этом сомневалась, но любила тётку и её россказни.

Ещё у Любы была сводная сестра. После смерти мамы отец быстро женился. В новой ячейке общества практически тут же родилась ещё одна девочка. Назвали ее Вероника. Домашние упростили имя и стали называть девочку Вера. Отец ещё всё шутил, что до комплекта не хватает Надежды.

Вероника пользовалась всеми привилегиями младшей дочери, тем более что мачеха, как в сказке, не жаловала Любашу. Нет, не подумайте, у девочки всегда было всё необходимое. Но стоило ей получить подарок, как тут же сестрёнка закатывала истерику, а мачеха выразительно смотрела в сторону девочек.

Тогда отец начинал долго говорить про то, что нужно делиться. Люба терпеливо делилась. Сначала книжками, карандашами и конфетами, а потом – деньгами, которые иногда получала от тётки.

Девочки повзрослели, а отец умер. Получалось, что Люба была кругом сирота, а Вера только наполовину. Даже больше: у Веры были муж Вадик, дети и мать, а у Любы только Вера и возраст. Тёткина квартира уравновешивала эту жизненную несправедливость.