Тортоделка. Истинный шедевр

И вот тут, видимо, задел. Лика изменилась в лице и залепила мне звонкую пощёчину. Ни хрена себе! В ярости сомкнул пальцы руки на её глотке, припечатав к стене. В глазах девушки отразился испуг, который махом перешёл в похабное созерцание. Она эротично изогнулась, соприкоснув бёдра с моими, а ладони вновь легли на пояс.

— Пусть шлюха, но зато твоя личная, — зазывно облизала свои губы.

Член от этих простых махинаций мгновенно разбух. Вот почему ты, дружок, только на эту дрянь просыпаешься?

— Ты же хочешь… Как и я.

В груди зазвонил тревожный звоночек. Один раз — помешательство, второй — клиника. Решительно разжал хватку и отошёл.

— Пошла вон из моего дома, — спокойно расчленил каждое слово.

Бывшая хмыкнула и, подняв сумочку, направилась к дверям.

— Ключи положи на стол.

Тормознула оглянувшись. Вынула их из сумочки и брякнула о столешницу.

— Лучше смени замки, — хитро оскалилась. — Мой номер телефона всё тот же, — и ушла, прикрыв за собой входную дверь.

Облегченно выдохнул, поздравив себя с тем, что не поддался. Значит, эта сука не может влиять на меня стопроцентно. Выходит всё не так плохо, как прогнозирует Антоха. Но со словами о том, что Вика — очередная моя жертва, чтобы поиграться, был категорически не согласен. Я не притронусь к ней, пока искренне не возжелаю её души, а не тела.

Начал собираться на работу с чётким решением исправить ситуацию и поговорить с девушкой, объясниться. Она обязана знать кто такая Лика! Не хочу, чтобы Вика думала иначе.

Примчал на работу и пулей устремился в её цех, но войдя туда, понял, что лучше бы умер или заразился триппером от бывшей.

Рыжеволосый кондитер Савва сжимал мою тортоделку в своих могучих руках и крепко целовал в губы.

Убью, нахер, обоих!

13. Не игрушка

ВИКА

Вчерашний взрыв так и остался на стенах цеха, потому что замывать его, на тот момент, было не первостепенным делом. Теперь же всё ореховое безобразие затвердело большими кляксами и капелью на поверхностях. Какао-масло придало им нужную твёрдость и отмыть пятна могли теперь только скребок и железная мочалка. Вооружившись моющими, начала драить стол и стены, представляя, что начищаю мажорчику рожу. Тёрла с остервенением и яростью, зарабатывая мозоли на пальцах и ладонях.

Жених! Женишок — блядуна кусок! Надо было не жирафа ему там рисовать, а отрезать всё под чистую и аккуратненько зашить. Отчего я не херург, от слова "хер"?!

Отмыв кляксы, осела за стол, включила программу заказов на ноутбуке. Запись на два часа дня и не помечена. Да, потому что не увидела её вчера и не сделала. И всё из-за мажора, жеребчика, добермана и кобеля! Которого хочу сейчас придушить, расчленить и расфасовать по запчастям.

Ненавижу! Нет… Другое?! Люблю?! Сука! Люблю, с ума схожу, ненавижу и… люблю. Бля!

Гребанная глазная жидкость вновь устремилась по лицу и закропила с подбородка на стол. Когда успела влюбиться? Только на козлов и западаешь, Вика! Ну какого лешего тебе неймётся?! Ведь знала же и видела, что говнеца добротный кусок, но всё равно запала. Вот и отхватила сегодня по самое не хочу. Думай уже мозгами! Живут чаще всего не с тем, с кем любится, а с кем приходится и, похоже, ты в числе таких.

— Вика? — голос с дверей. Не тот, совсем не тот. — Ты плачешь?! Что случилось?

Милый, влюблённый и заботливый Савва подскочил ко мне и обеспокоенно обхватил за плечи. Повернул к себе, коснулся волос.

— Вчера пришёл заказ, а я его… проворонила, — и от этого зарыдала ещё горше.

Заказ профукала, получу по голове и окончательно разочаровалась в мажорчике — полный комплект моего невезения. Захотелось домой в свою кроватку, выключить свет, задвинуть шторы и, свернувшись в клубочек, предаваться горю, умываясь слезной жидкостью.

— Я поговорю с Ворсом. Ты не виновата. Всё бывает. Этот вездесущий Герман Юрьевич тоже мог бы тебе помочь. Проследил бы ленту.

Ох, зря! При упоминании о мажоре продолжила лить белуговы слезы ещё пуще.

Парень резко встал и следом потянул меня на ноги, заключил в объятия, крепко прижимая к груди. Другой запах, другая сила сжатия, даже стук сердца звучит иначе. Не тот, не мой… Не мой проклятый мажорчик. Мягкие ладони скользили по спине. Размеренный утешающий шёпот наравне с покачивающими движениями. Убаюкал, усыпил бдительность и восприятие. Рука коснулась моего лица. Влажная и прохладная, а у Германа тёплая и сухая, согревающая и пробивающая жаром каждый дюйм на коже. Полная противоположность мужчин.

— Всё обойдётся. Я всё решу.