Торжество Ваала

— Помещик то же, барин-то! — раздался чей-то иронический голосенок, покрывшийся новым общим смехом.

— Почему же ты думаешь, что это был барин и помещик? — обратилась к мальчику Тамара.

— Иван Павлыч так объясняли нам, — учитель, что до вас был, потому, сказывали, никто окромя барина таким дураком и лентяем не может быть, особливо как в крепостное время, когда крестьян помещики угнетали.

Тамара захотела удостовериться, насколько ученики умеют читать по печатному, и обратилась к крайнему на нарте мальчику, раскрыв перед ним книжку на первой попавшейся странице. — Читай!

— «Грязна наша хавроньюшка», — зачитал тот, несколько заикаясь, — «грязна и обжорлива, все жрет, все мнет, об углы чешется, лужу найдет, как в перину прет, хрюкает, нежится».

— Что же это прочитал ты, про кого, можешь объяснить? — спросила учительница.

— Про свинью читал, — отозвался чтец и пошел, как по писанному. — Свинья есть животная четвероногая, млекопитающая, принадлежит к числу всеядных, бывает очень пользительна в домашнем хозяйстве, но по неряшеству, свиньями называют также и некоторых людей, как ежели например, напьется кто пьян, — мужик ли, поп ли, барин ли, — все они одинаково будут свиньи. Поэтому крестьянин никогда не должен пить водки, хотя пьянство ему и простительнее, чем протчим, по бедности состояния его и по необразованности, почем-как деревенский мужичок лишен пока всяких образовательных и пользительных развлечениев, как например, народных киатеров, лекиратурных чтениев, а так же как туманные картины и протчее: но со временем, конечно…

— Это вам тоже Иван Павлович все объяснял? — перебила его Тамара.

— Они самые-с, — подтвердил мальчик, и опять, как заведенная машинка, принялся было тем же тоном продолжать прерванную фразу, — «но со временем, конечно»…

Однако, Тамара прервала это «со временем», перейдя к его соседу. — Следующий!

Сосед принялся несколько бойчее, без запинок.

«Серед моря овин горит,
По чисту полю корабль бежит,
Мужики на улице заколы бьют,
Они заколы бьют, рыбу ловят,
По поднебесью медведь летит,
Длинным хвостиком помахивает».

Мальчик кончил, и когда учительница спросила его, понял ли он прочитанное, тот решительно стал в тупик, боясь ответить невпопад и думая про себя: «кто его знает, что оно такое! Может, так хитро, что сразу и не разберешь».

— Не моту ответить… не знаю… Небывальщина какая-то, — оробело проговорил он наконец вполголоса, видимо боясь, как бы не пристыдили его за тупость.

— Следующий! — перешла учительница к его соседу.

Плаксиво и как-то уныло раздалось новое чтение, на сей раз по Паульсону:

— «Птичка летает, птичка играет, птичка поет, птичка летала, птичка играла, птички уж нет… Котик усатый по садику бродит, козлик рогатый за котиком ходит, лапочкой котик»…

В эту минуту вдруг распахнулась с шумом дверь — и в классную комнату авторитетно вошел сам волостной старшина, в сапогах со скрипом и с глянцевитыми бураками, в синей поддевке тонкого сукна и с присвоенным по должности «знаком» на груди. Он с достоинством и несколько свысока протянул учительнице свою жирную руку и снисходительным кивком головы ответил на поклон привставших ему мужиков.

— Вот и мы зашли, значит, посмотреть на нашу молодую сельскую телигенцыю, каково-то вы тут с ними справляетесь, — обратился он в благосклонно покровительственном тоне к Тамаре и тут же прибавил ей дружески внушительным образом:

— А вы, барышня, напредки, коли ежели начальство в класс входит, должны в тотчас же крикнуть мальчишкам «встать», — это примите к сведению… и к исполнению. А то я вхожу, а вы сидите, и они сидят, — нешто это порядок?!

Опять пришлось Тамаре несколько сконфузиться и извиниться за свою оплошность, оправдываясь новостью дела и недостаточным знакомством со здешними порядками.

— Ну, да это я только к слову, — успокоил ее старшина, важно рассаживаясь на поданный ему сторожем стул, подле учительницы.

— Ну-с, продолжайте премудрость-то вашу, — предложил он ей надлежащим жестом, очевидно, перенятым у «начальства». — Продолжайте, а мы послухаем.