— Ну, да это что, не в деньгах суть! — перебил его отец Макарий, — а главное, что разные господа Агрономские — вот — считают себя призванными мешаться в школьное дело. Крестьяне, например, особенно любят, чтобы детки их дома читали им что-нибудь духовно-нравственное, или историческое, — ну, а из школы, благодаря Агрономским, подсовывают им о швейцарской демократии, или больше все по естественной истории, про разные там суставчики, членики да щупальцы у насекомых, — ну, и не читают, конечно. А которые учительницы просят управу пополнить им библиотечки согласно желаниям крестьян, — отказ: денег, мол, нет. А жертвовать из земского сундука на женские курсы в Петербург, по сту рублей, да на издание каких-то там учебников на грузинском языке, на это, сделайте ваше одолжение, денег всегда сколько угодно!.. Ну, и понятно, если крестьянин такие школы не больно-то жалует.
— Но ведь нельзя же и без них, — возразила Тамара, — нужна же наконец хоть какая-нибудь школа.
— Она и есть! — подтвердил отец Макарий, — не думайте, есть! Народ, я вам скажу, — продолжал он, — стремится к грамоте помимо земской помощи и независимо от земства: он заводит себе свои собственные школки грамотности с хожалыми учителями. Нужды нет, что учит там какой-нибудь отставной солдат, или дьячок заштатный, — ему верят. А почему? — потому что не верит мужик земской школе. Даже более: многие волостные правления избегали и извещать-то о них управу, — потому, значит, боялись, как бы деятели наши да сеятели не внесли и в эти их школки своих нынешних начал, — вот что-с!.
— Да что же это за начала такие особенные? — спросила недоумевая Тамара. Ведь то, что преподается в школах— утверждено правительством, и по правительственным же программам, и по рекомендованным пособиям, — так в чем же дело?
— А вот, поживете — увидите, — уклонился от прямого ответа Макарий. — И что замечательно, — продолжал он, — школок этих больше всего оказывается в тех местностях, где больше земских школ, а это что значит? Это значит, что против каждой земской школы крестьяне ставят свою контра-школу, — вот оно что-с!
Все это, в связи с сегодняшнею сценою в классе, послужило для Тамары поводом к новому и еще более горькому разочарованию. А она-то так надеялась на свою новую деятельность, на ее плодотворность, и что же? С самого первого шага уже приходится с горечью убеждаться, что все это чуть-ли не одно громадное недоразумение, или — еще хуже, — одна фальшь, которая если еще и держится кое-как, то лишь чисто искусственною приманкой для крестьянских маток на совсем постороннюю льготу по воинской повинности. Неужели и везде так? Неужели и повсюду то же самое?.. Что ж будет далее? Как идти у нее делу, если в ней самой уже подорвана в него вся вера?.. Поневоле руки опускаются.
— Э, полноте, чего там! Есть о чем печалиться! Пойдемте-ка лучше обедать, а то щи простынут, — предложил ей молодой «батюшка».
VI. В ОБЛАСТИ ЗЕМСКИХ ПРЕЛЕСТЕЙ
В первый же воскресный день, как только раздался благовест к обедне, Тамара пошла в церковь. Она все эти дни даже с особенным нетерпением ожидала воскресенья, именно затем, чтоб отправиться к обедне. На это были у нею особые причины, казавшиеся ей чрезвычайно важными. Дело в том, что слухи о ее еврейском происхождении видимо успели уже распространиться по селу, и не чрез Ефимыча, как думала было вначале Тамара, а через волостное правление, или вериее, через писаря этого правления, и в этом не было ничего мудреного, так как самая фамилия «Бендавид» указывала на ее нерусское происхождение. Но самое невыгодное для нее в этих слухах и толках было то, что большинство крестьян отождествляло ее происхождение с религией: «коли, мол, из жидов, так, стало быть, она и жидовского закону, веры жидовской, значит». Намек на такое заключение она получила уже в самом начале своего первого урока, когда позабыла открыть его молитвой, и Тамара не сомневалась, что если всем этим толкам и сомнениям не противопоставить на первых же порах ясное, наглядное опровержение, то они будут распространяться все больше и дальше, в прямой ущерб не только ей самой, но и ее делу. Поэтому она и рассчитывала воспользоваться первым же воскресным днем, чтобы присутствием своим у обедни, воочию показать всем сомневающимся, что она такая же православная, как и они сами.
Еще в субботу, отпуская своих учеников после утреннего урока, Тамара наказывала им, чтобы завтра утром они собрались к ней в школу.
— Зачем? — удивились те, — нешто и в праздник учиться будем?
Она объяснила, что приглашает их не для ученья, а затем, чтобы вместе с нею идти всею школой к обедне, и спросила, почему они так удивлены? Разве прежде этого не делалось?
Оказалось, что нет.
— Ну, так отныне всегда будет делаться, так вы это и знайте.