Торжество жизни

Она чуть не год исполняла обязанности директора института в те времена, когда заботы о стекле, олифе, стульях, бумаге и оборудовании были чуть ли не самыми главными; когда она, не имея еще достаточного опыта, тратила дни и ночи для обучения молодежи, только что пришедшей из институтов; когда приходилось откладывать собственные исследования, чтобы сделать более важные и срочные... И она никогда не говорила: мои исследования. Она знала: наши.

- Твои исследования должен проводить ты. Как жена я буду тебе помогать, если бы даже для этого мне пришлось работать по двадцать часов в сутки. Но как председатель профкома я тебе заявляю: ты сегодня же предоставишь Ивлеву возможность работать, иначе я пойду к Петренко, к директору.

Великопольский поспешно согласился. Он объяснил,, что сам вскоре разрешил бы Ивлеву работать над исследованием изменчивости вирусов; мало того - он давно видит, что план работы всего вирусного отдела надо перестроить коренным образом...

Он обнял жену, вынул из письменного стола проект нового плана и стал говорить о том, что, считая свою теорию важнейшей на данном этапе работы института, возможно, излишне увлекся...

А у Елены Петровны в ушах все еще звучали властные и жестокие слова: "Моя!.. Моя теория!".

Склонившись над колыбелью сына, она машинально шептала:

- Мужествен... энергичен... талантлив... красив, наконец. Чего же ему нехватает?

На этот вопрос она еще не могла ответить.

Глава XIII

МАЙОР КРИВЦОВ

Одна четверка - по русскому языку - помешала Степану Рогову окончить среднюю школу с медалью.

Он сильно переживал свою неудачу - сильнее, чем двойку, полученную в предыдущем году. Ему казалось, что только получив золотую медаль, он оправдал бы доверие односельчан.

Степан не приехал на летние каникулы в свой колхозготовился к экзаменам в институт, но прислал длиннейшее письмо-отчет.

Митрич ходил именинником. Для него ничего не значила одна четверка, если рядом с ней стояло восемнадцать пятерок. Он считал своим долгом сообщить каждому встречному, что Степан получил аттестат зрелости, не забывая намекнуть при этом, что это он, Митрич, первый заметил необыкновенные способности Рогова и первый: подал мысль послать его "учиться на профессора".

Степан получил коллективное письмо, в котором правление и партийная организация колхоза поздравляли его с успешным окончанием средней школы и желали дальнейших успехов.

Вместе с этим письмом пришли письма от Кати и Митрича.

Катя писала, что ей удалось сдать экзамены за семилетку. Правда, успехи у нее не блестящие, - ей до Степана далеко, но она так рада, так рада...

В каждой строчке ее письма Степан чувствовал легкую грусть далекой ночи накануне их расставанья, - грусть, от которой на сердце становилось легко, которая порождала предчувствие чего-то хорошего, радостного.

"...Степа, очень жаль, что ты не можешь приехать в Алексеевку. Мне надо сказать тебе очень, очень многое..." - писала Катя.

Ему тоже надо было сказать ей многое, а может быть, даже немногое - всего лишь несколько слов, но зато таких, каких ей еще никто никогда не говорил.

Он чувствовал, что любит Катю, любит какой-то особенной любовью. Ее внешний облик забылся. Степан помнил только тяжелые каштановые косы да внимательный, ласковый взгляд, но она была близка и дорога ему. Степан готов был помчаться к ней и остаться в Алексеевке навсегда, лишь бы ежедневно видеть Катю, слышать ее голос, быть с нею.

Но времени не было. Степан готовился к вступительным экзаменам и занимался с удвоенной энергией.

Коля Карпов кончил школу с золотой медалью. Впереди целое лето. Наконец он получил возможность не пропускать ни одного матча, ни одного состязания; мог вновь взяться за фотоаппарат, за велосипед, за реконструкцию радиолы, - не счесть всех дел, которые откладывались на протяжении всей зимы.

Но все валилось из рук: велосипед надоел, радиола была вполне годной и без переделки, - Коле нехватало Степана, без него все казалось скучным, неинтересным. Да и совестно было: Степан, получивший всего лишь одним баллом меньше, по русскому языку, лежит в садике под яблоней, углубившись в книгу, не обращая внимания ни на жару, ни на мух, ни на его отчаянные призывы пойти купаться. А чем же он лучше Степана?

Николай приносил объемистую книгу и укладывался на траве рядом с товарищем, но не мог утерпеть, прочитав что-нибудь интересное или спорное, тормошил Степана.

Степан в сердцах посылал его на речку или же к черту. Колька отодвигался подальше, но, терзаемый неразрешимым вопросом, шел искать более приветливого собеседника.