Торжество жизни

...Вот залитый светом прожекторов, к зданию гидроэлектростанции подходит невысокий человек-секретарь обкома партии. Он перерезает красную ленту, гаснут прожектора, на миг устанавливается такая темнота, которой нет сравнения, а затем вдруг вспыхивают ярчайшие огни и в воздухе плывут величественные, торжественные звуки гимна.

...Вот на трибуну выходит Митрич. Он бледен и растерян; он, видимо, не может вспомнить ни одного слова из своей тщательно заученной речи. Наконец, собравшись с мыслями, Митрич показывает на огненный транспарант: "Коммунизм - это советская власть плюс электрификация всей страны" - и говорит срывающимся голосом:

- У нас будет коммунизм... Спасибо нашему дорогому Иосифу Виссарионовичу...

На его щеках блестят слезы.

...Вот до странности знакомый человек читает Указ о награждении передовиков сельского хозяйства... Вот он привинчивает к левому борту Катиного темно-синего жакета орден Ленина, а Катя смотрит на Степана растерянными ласковыми глазами и у нее чуть-чуть дрожат губы...

...Вот закладывается первый камень будущего Дворца культуры, и Степан уверен, что присутствует при рождении чего-то очень важного, очень значительного. Ему кажется, что, стоя здесь, на высоком холме, где вскоре поднимется величественное здание, он находится на рубеже двух эпох, двух величайших в жизни человечества этапов.

...Вот сотни людей одновременно поднимают бокалы. Первый тост за Сталина! За коммунизм!.. И они с Катей смотрят друг другу в глаза. Они пьют за торжество жизни на земле, за славные дела, за большое человеческое счастье.

...Вот у щита, в огромном светлом зале гидроэлектростанции, в парадном костюме стоит Костя Рыжиков... Он преисполнен важности, он священнодействует, передвигая какие-то рукоятки, но а его настороженном взгляде, устремленном на Катю, Степан читает тоску, и ему становится немного неловко, что Катя стоит рядом и ее волосы касаются его щеки.

...Вот они вдвоем с Катей идут по улицам родного села, путь им освещают электрические фонари.

...Вот Катя подошла к решетчатой башне ветродвигателя неуклюжей башне, которая два года назад казалась Степану чудом техники, - и погладила шершавую балку...

Катя... Катя... Катя...

Эти дни навсегда стали для него символом величайшего счастья.

Пусть даже не удалось поговорить друг с другом по-настоящему, пусть считанные минуты оставались они наедине, и в эти минуты Степан чувствовал непонятную робость перед Катей, именно в эти минуты наступали неловкое молчание. Но все равно в ее глазах он читал лишь одно: "Люблю" - и ему казалось, что она ждет, чтобы он произнес это слово вслух. Но он так и не решился.

На обратном пути, в вагоне, он написал Кате длинное письмо. Он писал обо всем, что долго накапливалось в его душе, что хотел - и не мог - рассказать при встрече.

И в самом конце написал:

"Я люблю тебя, Катя!" - но немедленно зачеркнул эту строну. О любви не говорят.

О любви не говорят. Ее чувствуют, ее угадывают по взгляду, по дружескому вниманию, по голосу, чуть дрогнувшему при расставании, - по многим непонятным и не замечаемым посторонними признакам.

Катя давно уже знала, что любит Степана, хотя не могла сказать, за что именно; любит каждую черточку его лица, каждую прядь седых волнистых волос; любит его упрямо сведенные брови, задумчивый взгляд, уверенные жесты. Она представляла себе его и таким, каким он был на празднике, - ошеломленным, возбужденным, и таким, каким он был, когда писал это письмо, - растерянным, смущенным...

Милый, смешной, зачем зачеркивать написанное? Ведь разве все письмо не говорит: "Я люблю тебя, Катя"? Разве не высказали этого глаза - хорошие, открытые? И разве может ошибиться сердце девушки? Оно чувствует все, и эта тщательно зачеркнутая строка ей милее и дороже, чем самые многословные заверения в любви....

И Катя решила в тот вечер: где бы она ни была, что бы ни случилось с нею и Степаном, - она всегда будет его любить, будет ему всегда самым искренним, самым преданным другом. Но она никогда не скажет ему о любви. Что слова? Улетят и растают. А любовь - это глубже. Это на всю жизнь!

Раскрасневшаяся, счастливая, она бесцельно бродила по улицам и все ей напоминало о Степане.

Вот гудит ветродвигатель - это Степан его делал, может быть даже эту толстую балку вытесывал он... Вот дом вдовы Матрены - в этом доме есть частица и его труда... А здесь они встретились в ту первую далекую ночь, а затем пошли к кургану. Было так хорошо, так легко!

Она пошла к кургану, села на влажный холодный камень и попыталась представить себе, как тогда медленно выплывала красноватая луна, как расстилался легкий туман...

Тихо и грустно было в поле. Сеялся мелкий осенний дождик. Тревожно шумел безлистый лес. Над землей навис мрак.

И Кате вдруг стало грустно и тяжело: ей показалось, что она одна, одна во всем мире. Она торопливо повернулась к селу. Нет, горят! Горят яркие огни ГЭС.

И чем ближе она подходила к селу, чем ярче светили фонари, чем громче слышались музыка и смех, тем легче становилось на душе.

Жизнь была так хороша!

Глава XV

СТУДЕНТЫ