Торжество жизни

- Ну, об этом я уже слышал от более авторитетных товарищей. Что еще?

- Вы считаете, организм пассивной средой. Это противоречит учению Павлова и мичуринской микробиологии.

- Тоже слышал. Но сидящий рядом с вами товарищ Карпов может подтвердить, что почти все из сообщенного мной он наблюдал собственными глазами. Факты есть факты.

В это время с галерки послышался голос Вали Черемных:

- Факты можно толковать по-разному, но ваша теория неправильна, мало того, - вредна!

И вновь по аудитории прошел тихий шелест, и тысяча глаз устремилась к председателю студенческого научного общества, сталинскому стипендиату, имевшему собственные научные работы. Если Черемных так сказал - значит и впрямь в теории Великопольского было не все так гладко, как казалось.

Великопольский, изображая приятное удивление, иронически заметил:

- О, вижу, что моя лекция привлекла даже шестикурсников. Кто же еще против моей теории?

В разных концах зала поднялось десять человек.

- Итак, десять.

Таня Снежко быстро вскочила и стала рядом со Степаном.

- Одиннадцать. Шесть аспирантов, три шестикурсника... Ну, это еще не так много! - Великопольский старался превратить все в шутку. - С вами, товарищи аспиранты, мы сумеем договориться: завтра в Микробиологическом институте состоится научная конференция - прошу пожаловать. А с вами, товарищи студенты... - он улыбнулся, - ...с вами мы встретимся у меня дома за чашкой чая. Тоже завтра, в девять вечера. Хорошо?

Он попытался снова найти нужный тон, овладеть аудиторией, но это ему не удавалось.

Аплодисментов не было.

Глава II

НАУКА НЕ ТЕРПИТ КОМПРОМИССОВ

Два человека в белых халатах сидят в креслах у большого письменного стола. Оба курят, медленно выпуская дым, изредка перебрасываются фразами и вновь умолкают.

Со стороны может показаться: два руководящих научных работника в сумеречный час мирно беседуют о незначительных событиях минувшего дня, вспоминают прошлое, а может быть, мечтают о будущем, как могут мечтать люди взрослые и серьезные, уверенные в реальности своих замыслов.

Но разговор напряжен, требует от обоих собеседников большой выдержки. У одного шея и щеки покрылись тусклыми багровыми пятнами, другой - бледен.

Наконец один из них вскакивает с места:

- Товарищ Петренко, я вижу, что для меня намеренно создаются невыносимые условия. Разве не я возглавил работу по воспитанию научных кадров? Ивлев, Федорцева, Борейко - те самые, которые заявили вам о моем несоответствии занимаемой должности, - разве это не мои воспитанники? Где же тут логика? Наконец, моя диссертационная работа...

Он сел в кресло, щелкнул портсигаром, но нб закурил, а лишь раздраженно смял папиросу и отшвырнул в угол.

- Отвечаю вам по пунктам, - медленно проговорил Петренко после небольшой паузы. - Вы не возглавили работу по воспитанию кадров, напротив, вы ее тормозили. Разве в первый раз мы беседуем об Ивлеве, Федорцевой, Борейко? Помните, только после вмешательства председателя профкома вы предоставили возможность Ивлеву более-менее спокойно работать над важнейшей проблемой. Ведь это не вы, а партийная организация настояла на том, чтобы Федорцевой и Борейко перестали наконец поручаться второстепенные исследования. И последнее - о вашей диссертации. Сообщенные вами факты очень интересны. Если вам удастся их правильно объяснить - наука шагнет вперед. Говорить о важности работы в этом направлении - излишне. Но именно потому, что задача борьбы против рака имеет важнейшее - если хотите, государственное - значение, мы выступаем против вашей теории, Вам предложено пересмотреть свои выводы, это вовсе не запрещение защищать диссертацию, как поняли вы. Я не вирусолог, но я коммунист, поэтому повторяю то же, что сказал на конференции: ваша диссертационная работа ошибочна и вредна! Кто выступил в вашу защиту? Вейсманист Свидзинский - раз! Формальный генетик Милкин - два. Их последователи Марьянов и Болховец - три. А остальные? Остальные были против! Если желаете знать, ваша диссертация напоминает мне ваши вакцины. Ее ожидает такая же участь.

Кто знает, что почудилось Великопольскому за этими словами: может быть, он воспринял их как намек на антивирус Брауна, но доцент вдруг съежился, его лицо из багрового стало землисто-серым, взгляд сделался испуганным и настороженным. А профессор Петренко, вздохнув, сказал уже иным тоном - сожалеющим, дружеским:

- Антон Владимирович, советую вам пересмотреть всю свою жизнь. Мне кажется, что когда-то в прошлом вы сделали какой-то неверный шаг. Шаг в сторону от правильного пути.

Великопольский вздрогнул, посмотрел на Петренко, затем выдернул из стопки бумаги чистый лист, торопливо написал несколько строк и, не прощаясь, вышел.

Петренко проводил его взглядом, придвинул к себе листок, прочел и некоторое время сидел неподвижно. Великопольский просил освободить его от занимаемой должности по собственному желанию.

Но его не освободят, нет! Его надо отстранить и от заведования лабораторией, как отстранили от заведования отделом; его надо снять как несправившегося, как зазнавшегося, как тормозящего научные исследования.

Петренко решительно встал.