Итак, как я уже сказала, дети заходили, и с каждым вновь прибывшим, мне становилось все страшней. Взгляды некоторых на мгновение задерживались на мне. Подростки не слышали о пополнении в штате, и тогда я для них была просто еще одним незнакомцем, еще одним большим человеком из министерства. Когда последние сироты уселись на стулья, и кое-как утихли их голоса, я собрала всю свою волю в кулак и осмотрела зал.
Как объяснила тогда Анжела, дети заняли места в соответствии со своими группами. А групп всего было четыре. Дошкольная — в количестве двадцати человек (которую мне и было предписано возглавлять), самая крупная, состоящая из тридцати шести человек — группа детей младшего школьного возраста (где руководила Анжела), средняя группа, количеством двадцать пять лиц, и самая сложная, как считала моя коллега — старшая, на двадцать четыре персоны.
— Здесь все? — спросила тогда я.
— Нет, кое-кто остался в лазарете. Девочка из моей группы, — ответила Анжела
— Одна? — удивилась я.
— Ну что мы изверги, что ли, — хихикнула девушка, — с ней ее братик.
Мы сидели в правом дальнем конце зала прямо за старшим отделением. Ребята, как я тогда заметила, были даже с виду сложные. У некоторых синели самодельные татуировки, другие выделялись самыми разнообразными шрамами и ожогами.
— Пожар два года назад, — заметив мой взгляд, сухо прокомментировала девушка.
— Те двое спали, — добавила Анжела, указывая на заинтересовавших меня молодых людей.
— К счастью никто не погиб, но ребятам досталось, — не желая больше рассказывать, закончила моя новая знакомая.
Действительно, на тех двоих смотреть было больно и даже на фоне остального маргинального сброда парни значительно выделялись.
Уловив мой взгляд, один из пострадавших ехидно улыбнулся. Я тут же отвернулась, но оскал изуродованного парня мне запомнился надолго, и с этим оскалом мне еще предстояло столкнуться.
Шумный зал начал умолкать, как только на сцену поднялся седой, представительного вида мужчина. Большинство сидящих в зале с человеком знакомо не было, не была с ним знакома и я. Однако догадаться, что эта особа власть имущая, было не сложно. Знаете, такие люди похожи между собой, и если попробовать всю эту братию классифицировать, то однозначно выделить можно лишь две категории чиновников. Шавки и Псы. Разница между ними в возможностях, поведении и аппетитах. Первые, из-за недостатка власти и мозгов, всегда испытывают голод. Словно злаковые вредители, они жрут и жрут. И даже внешне шавки похожи на уродливых чревоугодников. Они тучны и малоприятны. Другое дело министерские псы. В отличие от шавок, эти ребята умнее и не размениваются на мелочи. Многолетняя работа на руководящих постах формирует определенный, властный характер. Такие люди упиваются собственным статусом и авторитетом. Они знают себе цену и крайне редко прогибаются. Внешне они так же отличаются от шавок. Стройные, с волевыми чертами лица. Нередко волосы псов, украшает благородная седина.
Человек, поднявшийся на сцену, был именно таким «благородным» псом. Выдержав отточенную паузу, он начал свою речь. Пересказывать всю ту чепуху я не буду. Достаточно сказать, что его слова были формальны и предсказуемы. «Министерство всегда готово помочь», — и прочее в таком же духе. Когда монолог большого человека подошел к концу, один за другим на сцену начали вываливаться толстые шавки. Они благодарили сами себя и под пресные аплодисменты ползли обратно в зал. И вот, наконец, пришел черед сотрудников детдома.
Первым, как и полагалось по сценарию, вышел Станислав Игнатьевич. Поблагодарив организаторов выставки, директор пожелал всем удачи и пустился в зал. Далее потянулась вереница работников детдома, тех, кто каким-либо образом участвовали в «моем детстве». Вышел шеф-повар Алексей, приготовивший постные закуски, которые так и остались не съедены. Главврач Аскольд. Человек весьма необычный и сыгравший в мероприятии, пожалуй, главную роль. Несмотря на свою профессию, Аскольд, как пояснила Анжела, был прекрасным художником. Именно он выбрал тематику и отобрал работы детей. Вслед за главврачом последовали воспитателя и прочие сотрудники. С некоторыми из них судьба еще сведет меня, и я представлю их подробней. Остальные же так и останутся мне неизвестны. Однако хватит отступлений. По залу пронеслось: «Новый воспитатель Елена», — и пришел мой черед.
Льстивые речи гостей и местных работников тошнотворно привлекали внимание. Мне было интересно, до каких же высот человек может превознести себя за незначительную помощь нуждающимся и до каких мерзких глубин может другой человек упасть, благодарствуя этим надменным помощникам. Я было, уже совсем позабыла о волнении, но вместе с приглашением подняться на сцену вернулась и дрожь в коленях. И тогда произошло то удивительное, то чудо, которое на проверку оказалось лишь преддверием катастрофы. Поднимаясь на ватных ногах по деревянным ступенькам, я впервые почувствовала его. Почувствовала своего ребенка.
«Это невозможно, еще слишком рано», — замерев на месте, я убеждала себя.
И ведь действительно, шла только пятнадцатая неделя, и по всем законам мое дитя не должно было так рано заявить о себе.
Когда наваждение меня оставило, я поняла, что больше минуты неподвижно стою на ступеньках. Мое имя повторно влетело в микрофон и посредством усилителей разнеслось по всему залу. И зал опять зашумел ленивыми аплодисментами, видимо решив, что моя неподвижность связано с недостатком зрительского внимания. Наконец, я поднялась и подошла к микрофону. Пересказывать свою речь я не буду. Я поблагодарила за теплое приветствие и принялась добавлять свои мазки на общее полотно «мира добрых людей». Все шло хорошо, пока глаза не остановились на нем.
Сперва я решила, что наваждение связано с теми странными ощущениями в области живота. Что мое воображение просто нарисовало его, что его вовсе нет. События недавнего прошлого, включая разрыв с мужем и бегство из Москвы, оставили неизгладимый отпечаток на моей психике, а тут еще и ребенок дал о себе знать. Но чем дольше я на него смотрела, тем больше верила своим глазам. Да, несомненно, человек, так пристально смотревший на меня из зала, был Игорем. Тем самым Игорем, которого я так страстно хотела вышвырнуть из памяти. Я что-то говорила, а в голове крутились мысли.
«Как он меня нашел? Зачем?», — и прочие вопросы повисли в сознании.
«Мы расстались, вот уже как три месяца назад», — думала я тогда.
«Последняя ночь принесла мне долгожданный подарок, но узнала об этом я слишком поздно. Развод был оформлен, а милый тесть как взбесившийся цербер, всю мощь свою направил лишь на то, чтобы больше не слышать мое имя. Так как же он узнал? Или здесь он совсем по другой причине?» — не успокаивались мысли.
Я закончила речь. Зал вновь взорвался лестными аплодисментами, а я направилась вниз. Мысли путались, и мне нужно было расставить все по своим местам. Мне нужно было с ним поговорить. Но у судьбы видимо на меня были свои виды. Я шагнула в сторону лестницы в зал, и мир внезапно замолчал…
