Тот еще космонавт!

– Не надрывайся, бросай. Не выйдет у тебя ничего, тут сноровка особая нужна. Филипп тоже не сразу научился, ты и кувалду в вертикальное положение не поставишь, а все туда же: сила есть – ума не надо.

– Что теперь, один у меня выход получается?

Калитка распахнулась, и в кузню въехала тележка, влекомая помощником, доверху, с горкой, наполненная углем.

– Разжигай горнило, Филиппка, работать начнем, делу время, потехе час. – Кузнец напялил на себя остроконечную войлочную шапку. – Дай знать, Саня, если будешь готов. А нам некогда, заказов много.

Загудели меха, со свистом выдыхая воздух, цыган кочергой помешивал угли, отделяя и выбрасывая на лист железа камни и окалины, попадающиеся иногда вместе с черным топливом.

– Филиппка, подь сюда, неси заготовки, я к мехам сам встану.

Приваленные к стене пролеты оградки жалобно позвякивали, вбирая стуки и стоны, издаваемые ритмичными ударами кувалд о наковальню. Аккуратно присев на них, Саня следил за спорой работой кузнецов. Красками не нарисуешь, а они с железом такое вытворяют!

– Михаил, а оградка-то кому? Из богатых? Завитушек уж много, вычурно слишком. – Саня похлопал по выступающим резным прутьям ограды, дивясь архаичному стилю манеры исполнения. – И птицы райские, и звери диковинные, кому же такая красота?

– Как кому? – Цыган остановил подмастерье, уже замахивающегося для нанесения очередного удара. – Твой же заказ, для тебя и делаем, сам ведь просил покрасивее, вот и стараемся.

– Мне – зачем? – Саня остолбенел. Как обжегшийся нечаянно огня, он соскочил с ровного ряда пролетов. – Когда это я просил? Чё-то не припомню такого!

– Ты что, паря? У меня и бумага имеется, на, смотри. – Кузнец достал из фартука сложенный обляпанный лист. – Черным по белому написано: оградка для могилки четыре на шесть метров, твоя подпись. Зачем только такую большую, не понимаю. Тебе платить нечем?

Юнец недружелюбно переложил кувалду в другую руку, со вниманием ожидая от кузнеца сигнала к действию.

– Родители не положили разве с собой? Обычно мамки всегда своим чадам что-нибудь, да кладут. Может, родственники, знакомые, нет?

– Карманы могу вывернуть, ничего с собой не взял. Пустой я! – Саня демонстративно вывернул наизнанку наружные карманы брюк и куртки.

– Внутренние тоже покажи. – Отрок глазами указал на собачку молнии. – Сами не полезем, разбойничать не будем.

– Да нет ничего, откуда взяться-то? – Резко расстегнув клапан, Саня дернул левый лацкан куртки и с нескрываемым недовольством вывернул и внутренний карман.

На пол, звеня и играясь, откуда ни возьмись посыпались монеты.

– А говоришь, нет ничего! Обманываешь нас! Нехорошо это! Собери сколько нужно, остальное отдай ему, нам чужого не надо. – Цыган обратился к расторопному помощнику.

Не понимая, что происходит, откуда деньги взялись и зачем ему могильная оградка, Саня изумленно уставился на россыпь монет, среди которых попадались и золотые, отличающиеся от остальных размерами и характерным притягивающим блеском.

– Есть кому молиться за тебя, Саня. Вишь, сколько в карман положили, не на одну оградку хватит. С такой мошной и разбойников минуешь, откупишься, а там Петр с Павлом встретят, в обиду не дадут. Так, может, рискнешь, пойдешь? Все такой дорогой проходят, никто не минует, даже святые старцы и то пешочком идут. Филиппка их сопровождает, уговор у нас с шатунами, не трогают тех, кто с ним под ручку идет.

– Ну, а меня? Проводит?

– А ты разве старец, святой? Бороду вон бреешь, седины опять же немного. Нет, не похож! У них и таких денег мешками, тяжелые, все золотые, самим не донести, Филиппка порой обессиленный возвращается, хотя силушку его видел. Сам иди, еще молодой, авось и выберешься, а нет, так отправлю обратно тебя, по-старому, как научен.

В ушах Сани зазвенело, голова закружилась, кузня расплывалась, меняя форму и очертания. Пытаясь устоять на непослушных ногах, он ухватился за крюк, вбитый снизу в навес крыши. Шум плавно перерос в отчетливый колокольный перезвон, величаво возвещающий о приближении времени обедни.

– Колокола откуда? Где-то рядом церковь? – Саня, держась за крюк обеими руками, недоуменно спросил у опешивших от вопросов кузнецов.

– Привиделось тебе, Саня, ближайшая в городишке, объяснял ведь уже, двадцать верст до нее. Наковальня это звенит, ишь расчирикалась как! Она за день наши потуги принимает, а потом выдает тревожным набатом, а ты сам и послушай. Давай, поможем, плохо тебе? Подержим, не упадешь. Прислони ухо-то, не стесняйся, пойдем. Да ты на колени-то встань, не боись. Зазорным считаем лишний раз поклониться, мним, строим неведомо что из себя, а слушать же удобнее так, ну, клади головушку, да прямо на станину. Слышишь, нравится?

– Колокола, настоящие чудеса! Каким же образом наковальня выдает перезвон?