– Перевернись, другим ухом послушай, ну как? То-то же! Филиппка, держи ему руки, не давай вставать. Да не брыкай ты, Саня, больней будет, себе хуже только делаешь. Отправлять его сейчас будем обратно. Не готов он еще с нами. Пусть ума-разума наберется. Держишь, Филипп? – Кузнец ласково огладил взъерошенные волосы Сани, как бы определяя попутно место для нанесения решающего удара.
– Эй! Вы что задумали, изверги? Так же не договаривались? – Бесполезные Санины телодвижения вырваться из цепких рук юноши вызывали на его суровом лице лишь сожалеющую ухмылку. – Просил только вернуть обратно, а не членовредительствовать. Прекратите немедленно!
– Голову держи крепче, не хватало еще ухо ему отсечь, смеху потом не оберешься. Вскрикнуть не успеешь, как верну. Помяни мое слово. – Кузнец некоторое время присматривался к лежащим у верстака кувалдам, вероятно сопоставляя размер молота с крепостью Санькиного черепа. – Мы с Филиппом только на иконах во всем блеске и великолепии, как на параде, а в обычной жизни приходится и поработать, кувалдой помахать, где доспехи подправить, оружие починить. Опять же уважаемым людям до Эдема без приключений добраться. Вот хороший, как раз для тебя! – Старый цыган отер руки о фартук и, приноравливаясь к ручке выбранного инструмента, с важным видом приблизился к лежащей на наковальне голове Сани. – Да не верти ты так зенками. Идет, Санька, битва и до самых последних времен продолжится. В следующий раз приходи подготовленным, бойцы бесстрашные нам нужны, враг силен, спуску не дает. Одолеем, конечно, сомнений нет, и разбойников искореним, одна им масть. Павших из наших жалко только. Приходят, как ты, круги округ кузни наматывают, знают все, рядятся друг перед другом, дай, кузнец, мол, оружие вострое да броню стойкую. Не понимают, что этого мало, нужно вот здесь, в голове и сердце, иметь кольчугу, она больше охоронит от ворога. Сильным духом, прежде всего, нужно быть. Не шевелись, у меня рука легкая. Филиппка, держи его сильней!
Саня не видел профессионального замаха кузнеца, подростка, выражение их лиц. Только холодная гладь наковальни обжигала щеку да покосившаяся от времени калитка, прощаясь, жалостливо поскрипывала, неумеючи подпевая в такт заполняющему необычную кузню колокольному звону. Страшный, тяжелый удар молота расколол голову несчастного Саньки, как орех, молниями распространяясь по всем клеточкам обездвижимого тела. Горячие проблески затухающего сознания взывали к справедливости и праведному гневу, медленно сворачиваясь в точку, потом пропала и она. Ни звука, ни света.
Глава 3
Жутко болела голова, в висках тоненькие капилляры сопротивлялись откачивающему из мозга внутричерепное давление маленькому невидимому насосу. Сквозь поцарапанное стекло шлема Саня увидел голубоватый окрас неземного неба. Для Земли недоставало глубины и обширности. Тело, закованное в скафандр, ныло, тупо отдаваясь в ребра и покалеченную спину невыносимой болью. Его везли на какой-то повозке, не особо заботясь о сохранности раненого человека. Назойливый комариный писк работающего механизма прослушивался и через многослойную шумоизоляционную защиту марсианского оранжевого одеяния. Собирая попадающиеся на пути неровности, телега ходко двигалась к намеченной цели, на подъеме бойко сжимая комаров в тучу, органично дирижируя писклявым хором аккумуляторных насекомых, разгоняя их на спусках, монотонно вибрируя несмазанными осями.
– Очнулся, Сань? – Небо закрыл шлем, прячущий в себе небритого Женьку. – Как оно, болит?
Повозка остановилась, Женька поправил крепежные ремни, туже стянув ими болтающиеся ноги друга.
– Тебе, Саня, нужно попить. Если слышишь меня, то попробуй хлебнуть из своего аварийного запаса, я его подключил к «Малышку». Иначе загнешься, топать еще очень долго. – Включив светодиодные лампы на кончиках краг, он осветил изможденное лицо Сани. – Если понимаешь меня, моргни два раза, если нет, то пять. – Хихикнув, Женька осмотрел сквозь стекло шлема зрачки глаз. – Вроде на свет реагируют, но не пойму, ты очухался или еще нет?
Саня, с некоторой задержкой, выдержал постоянный интервал, моргнул четко пять раз и закрыл снова глаза.
– Понимаешь, значит, и шутишь уже почти как Петросян. Ладно, отдыхай, я потащил дальше свои сани. Устану, подойду к тебе, и пей, больше прикладывайся к воде, ее достаточно, не забудь.
Повозка тронулась в путь, ведомая неугомонным и напевающим себе под нос Женькой. В наиболее зыбких местах марсианской пустыни приходилось помогать четырехколесному «Малышку», что с лежащим ничком на нем Саней было делом трудоемким и затратным физически. Не приспособленный для таких телодвижений скафандр все время норовил принять удобное только ему положение, поэтому требовались недюжинные усилия для преодоления сопротивления каркаса, плюс ко всему максимальный вес самой тележки, груженной под завязку аккумуляторами, емкостями с водой, кислородом и провизией, да еще с беспомощным Саней на борту. Остановки для отдыха становились продолжительнее, время движения короче.
– Женька, подойди!