Тот, кого я ненавижу

— А, ну да. У тебя богатый духовный мир, ты любишь маму, папу и котиков, и поэтому ты просто не можешь быть расчётливой тварью. Угу.

— Ты вообще ничего не знаешь, а судишь…

— Да я и не хочу ничего о тебе знать, мне класть на твой мир или что там ещё. Ты просто влезла в нашу жизнь… вцепилась в отца как клещ… присосалась как пиявка…

— На себя посмотри! — выпалила она, сверкая глазищами. Разве что искры не летели. — Мне плевать, что ты обо мне думаешь. Но твой отец не заслужил такого отношения! Он такой деликатный и благородный, и он всего добился сам! И не тебе его осуждать. Ты — всего лишь избалованный наглый мажор. — Её, судя по всему, тоже понесло. — Выпендрёжник… который живёт на всём готовеньком… ничего не ценит. Но без твоего отца ты ничего из себя не представляешь. Ты — никто, ноль, пустое место…

— Сказала отцовская подстилка, — ухмыльнулся я и тоже встал.

Она вспыхнула, сжала губы и взмахнула рукой, намереваясь влепить пощёчину. Но у меня сработала реакция, руку её я перехватил, стиснул запястье, силой отвёл ей за спину. Коротко охнув, она чуть не вписалась лицом в мою грудь. Я тут же поймал и вторую её руку.

— Отпусти сейчас же! — злобно зашипела она, тщетно пытаясь выдернуть то одно, то другое запястье. — Ничтожество.

— Шлюха.

— Отпусти! — забилась она сильнее.

— Успокойся сначала, бешеная. И не елозь так по мне, а то я за себя не отвечаю.

Она на мгновение застыла, округлила глаза, потом резко отодвинулась от меня, ну насколько возможно.

Я уже хотел отпустить её руки, как дверь распахнулась и в аудиторию стремительной походкой влетел Стрекалов. Мы сразу друг от друга отпрянули.

— Вы совсем уже всякий стыд потеряли? — рассердился он. — Что? Получше места для своих утех не нашли? Срам какой!

— Да ладно вам, — меня едва на смех не разобрало. — Здесь тоже неплохо.

Она стояла пунцовая, открывая рот как рыба.

— Это не то, что вы подумали. Геннадий Викторович…

Я бы ещё постебался вдоволь над обоими, но тут подал голос мой телефон.

Звонили из маминой больницы. Я быстро подхватил рюкзак и вышел в коридор.

44. Кирилл

Звонил врач из кардиологии. Он, вообще, представился, но я в таком состоянии был накануне, что всё в голове перемешалось, а уж тем более чьи-то фамилии. До отца, сказал он, дозвониться не смог, поэтому передаёт мне. А дальше перечислил несколько препаратов, которые нужны матери.

— Я ничего не запомнил, — честно сказал я. — Вы мне скиньте, пожалуйста, эсэмской.

Через пару минут он повторил свой список в сообщении. Ждать Саурскую я, понятно, больше не стал, а спустился в холл, где уже изнывала Кристинка.

Полтора часа мы гоняли по аптекам города, пока не выкупили всё по списку. Потом Кристинка завезла меня в больницу, а сама отправилась домой:

— Привет, тёте Ире.

Пакет с лекарствами я передал врачу. И в реанимацию меня, уже одного, пропустили без вопросов. Только мать опять спала, не удалось поговорить даже. Я недолго посидел рядом и поехал домой. То есть к Кристинке.

И её тоже спящей застал. Сунулся в холодильник — живот уже скулил от голода. Но там обнаружил лишь кусок сыра, подёрнутый плесенью, пожухлый пучок травы, йогурт и тюбик с кетчупом. Не разъешься, в общем. Тогда позвонил в пиццерию, заказал одну большую с ветчиной и грибами.

Как только пиццу привезли, проснулась и Кристинка.

— Ты реально совсем не готовишь? Никогда? — уточнил я, поедая хрусткое, ещё тёплое тесто.

Она посмотрела на меня так, будто я сморозил чушь.

— Кир, я что, похожа на кухарку?

— Да причём тут это?

— Да при всём! Если женщина красивая, то глупо ждать, что она…

— Вот скажи, красивая женщина, мать моя похожа на кухарку?

— Ну нет. Она, конечно, сдала немного, но вообще, тётя Ира — шикарная женщина. Всегда была…

— Ну вот. А она, когда у Аси выходные или отпуск, готовит и ничего.

— Кир, не грузи меня, — надулась Кристинка. — Я тебе свои взгляды не навязываю, и ты мне не должен. Если хочешь есть — готовь сам. Вот холодильник, вот плита.

— Не умею.

— И я не умею.

Секунду мы смотрели друг на друга, потом расхохотались. Она села ко мне на колени, обвила шею руками и, задевая ухо губами, прошептала:

— А на десерт у нас будет любовь.

* * *

Мать выписали через две недели, как раз за несколько дней до Нового года. Забирал её из больницы я. Отец был занят по работе, уехал в командировку. Какое-то село в области осталось без электричества, кабель полетел. Народ несколько дней ждал, когда починят, не дождался, пошли возмущения. И он вроде как поехал разбираться. Это всё я, опять же, со слов матери знал. Мы с ним не общались. Вообще никак. Так получилось, что даже и в больнице ни разу не пересеклись и не совпали.

— Почему на такси? А где твоя? — спросила шёпотом мать.

— В гараже, — ответил я.

Неужели отец ей не рассказал ничего?

Дома нас встречала Ася. Я даже не знаю, кому она обрадовалась больше — мне или матери.

В воздухе обалденно пахло выпечкой, отчего рот сразу наполнился слюной. Я только руки вымыл и сразу прямиком на кухню. Нет, поесть — это у меня не самое главное в жизни, если что. Просто голод — реально не тётка.