— Какая разница? — удивился он, — Тот, каким я был раньше уже исчез навсегда, растворился в прошлом. Тот, кем я стану, еще даже не проступил из дымки будущего. То, что со мной делают здесь, сделает из меня человека, с которым никто еще не знаком. Даже я сам. С тобой будет то же самое. Можешь даже не рассказывать мне о том, кто ты такой и как тебя угораздило сюда попасть. Вряд ли это имеет значение… По крайней мере сейчас точно никакого значения этому придавать не стоит.
— Но я хочу знать, что общего между нами, почему меня забрали сюда. Я думаю, что если я буду знать о тебе больше…
Я обессилено замолчал, начав задыхаться. Боль снова начала усиливаться, стоило мне только разгорячиться и перестать её контролировать. Когда же я себя обманываю: когда верю в то, что мне очень больно, или когда пытаюсь забыть про боль?
— Молчи, — собеседник перешел на шепот, — они идут сюда.
От его шепота меня охватило волнение и боль в очередной раз беспрепятственно накрыла меня. Пришлось, стиснув зубы, взять себя в руки и сказать своим выдумкам всё, что я о них думаю. Это было не просто, но когда дверь открылась, я уже чувствовал себя гораздо лучше.
— О, наконец-то найден и убийца и его невинная жертва, — голос вошедшего был хриплыми и звучал весьма торжественно. До меня донеслись звуки его шагов. Тук. Тук. Тук. Он быстро приблизился к моей кровати и его лицо зависло неподалеку от моего. Неестественная белизна потолка создавала странный обман зрения. Казалось, что этот человек не больше, чем рисунок, нанесенный кем-то на потолок — прямо на до мной. Причем проделано это было буквально за доли секунды, пока я мигал. Это показалось мне забавным и я улыбнулся.
Он увидел мою улыбку и его некрасивое лицо слегка дернулось, как от пощечины. Иллюзия того, что он лишь рисунок рассеялась. Я стал внимательно его разглядывать, пытаясь запечатлеть в памяти всё, что возможно. Это оказалось трудным занятием — мозг ухватывал лишь общие вещи, совершенно не желая сосредотачиваться на подробностях. Лицо — не красивое и не выразительное. Волосы — взлохмачены, прямо сумасшедший профессор. На белой рубашке следы какой-то красной жидкости, возможно крови. Больше в память ничего не хотело залазить, как я не пытался напрячь своего фотографа. Ему, видимо, не нравилось лицо этого человека и он не хотел зря тратить плёнку.
— Показываем чудеса самообладания, молодой человек? — лицо, висящее надо мной, попыталось изобразить нечто подобное улыбке, но из-за этого стало по-настоящему уродливым, — Неужели вы не верите своим ощущениям? В вас стреляли и вы спасены чудом. Не нужно забывать о боли. Не нужно отчуждаться от мира. Ведь вас нужно спасать, а как мы будем вас спасать, если вы отказываетесь от лучшего индикатора состояния организма — боли? Вам сказали, что боли нет, а вы в это так легко поверили? Глупо и наивно! Человек, лежащий на соседней кровати должен вас убить, а вы ему доверились. Да не будь он парализован, от вас бы уже ничего не осталось. Такая уж у него мания! Он ведь уже один раз пытался… Помните?
Я молчал, мне почему-то не хотелось верить этому человеку.
— Ну что же придется напомнить вам про боль, — сказал он и улыбнулся ещё шире, от чего вообще потерял всякое сходство с человеком.
Он поднял руку на уровень своей головы — так чтобы я мог её видеть и сказал:
— Наслаждайся своей болью, — и опустил руку прямо на грудную клетку. Я не мог видеть, ударил ли он меня, — это было вне поля моего зрения. Но боль казалась абсолютно реальной, — резкой и неприятной. Я не смог удержать её удержать, как не старался… Мой мучитель ухмыльнулся и вышел из комнаты. Дверь закрылась с хлопком и всё, что меня окружало, погрузилось во тьму.
Бывший преследователь, а ныне — провожатый — шёл впереди. Я видел лишь его лысую голову, черную кожаную куртку и черные джинсы. Всю спину куртки украшала огромная нашивка с черепом и надписью — скорее всего название группы. Из-за готического шрифта, которым эта надпись была выполнена, я так и не смог прочитать названия. А жаль… Возможно стоило бы послушать, может тогда станет понятно откуда берутся такие люди.