Тот, кто любит...(СИ)

У его рожденных неразумными собратьев изначально присутствовала система противовесов. Их эмоциональная сфера развивалась медленно, последовательно, просачиваясь к мимическим мышцам крошечными дозами, которые процессор уравновешивал блокировкой. У Мартина этой системы противовесов не было. Он целый год пребывал в ипостаси человека, с естественной чувственной неразберихой, с тревогами, радостью и печалью. Его нервные волокна проводили импульсы по мимическому рисунку, легко смещая уголки губ и дуги бровей. Мартин даже не задумывался об этом смещении, об этой мышечной иллюстрации к проснувшимся в нем чувствам. Радостный — улыбался, сердитый — хмурился, испуганный — бледнел.

Эти превращения оставались прерогативой органического мозга и проходили мимо процессора. Вернее, в то время процессор, которому Гибульский отвел роль периферийного устройства, наделив вспомогательными функциями, не имел полномочий вмешательства. Процессор контролировал и стабилизировал работу имплантатов, обеспечивая взаимодействие с органической частью, обладающей приоритетом, и не мог заблокировать мышцы и обездвижить Мартина. Блок подчинения не был активирован. Мартин даже не подозревал о нем в первые месяцы жизни. В его теле, в его психике происходили вполне естественные, спонтанные процессы. Он чувствовал, эволюционировал, взрослел. Он менялся. Это уже потом, в исследовательском центре «DEX-company», ему прошлось учиться противоположному — подавлять и блокировать, обучать свои мышцы неподвижности, стирая мимический рисунок. Потому что чувства, их проявление, их внешняя форма — это уязвимость, дополнительная прореха в скафандре, позволяющая забортному холоду просачиваться и оставлять незаживающие ожоги. Он и так был уязвим, беззащитен в руках тех людей, они и так могли сотворить с ним все что угодно, но его эмоции, его отчаяние, его страхи переводили их деятельность в плоскость удовольствия. Им нужны были доказательства, что он живой, что он чувствует, что он реагирует, что он не только машина, подвергаемая тестам на выносливость, но и обладающее эмоциональной составляющей разумное существо, равное им, даже в чем-то их превосходящее.

— Почему людям так нравится причинять друг другу боль? — спросил однажды Мартин.

— Причина все та же, — грустно ответила Корделия, — желание возвыситься, компенсировать собственную ущербность.

— Неужели все всегда сводится к этой самой значимости?

— Увы… Всё и всегда. Это как крона раскидистого дерева. Листьев — миллионы, а корень один. Листья все разные. Двух одинаковых не найти. Люди точно так же на первый взгляд разнятся. Кичатся своей непохожестью. А присмотришься, немного попетляешь по мотивам и обстоятельствам, и вернешься туда же. К корню.

— Всегда только так?

— Есть и другой путь почувствовать свою значимость. Утвердить свое «я».

— Какой?

— Путь творчества, созидания. Создать, изобрести. Включиться во вселенский процесс творения.

— А почему люди этого не делают?

— Потому что разрушать всегда проще. Творить, создавать, строить трудно. Это как подъем в гору. Тяжело, не хватает воздуха. Пока доберешься до вершины. И доберешься ли… А катиться вниз легко. Эффект тот же, да и выброс энергии интенсивней. Страх, отчаяние, боль. Сразу чувствуешь себя победителем. Вот люди и усердствуют. Чувствуют себя всемогущими. Обидел, оскорбил, ударил. Урвал кусок вселенской значимости, расширился до пределов галактики. Правда, так же быстро и коллапсировал, но это уже неважно.

Мартин интуитивно знал это и до объяснений Корделии. Людям необходимы доказательства собственного могущества. Они как будто стремятся стать выше ростом, дотянуться головой до некой поднебесной отметки. А в качестве подпорки используют друг друга. Из киборгов, подчиненных и даже членов своих семей они выстраивают своеобразный пьедестал, индивидуальную пирамиду, на вершину которой пытаются взобраться. И строительным материалом для такой пирамиды служат не только тела, но и чувства, вырванные, украденные эмоции.

Но такими образами Мартин тогда не мыслил. Все было проще. Его чувства — его уязвимость, лишний повод для издевательств. Он должен молчать, должен оставаться бесстрастным. Должен притворяться эмоционально мертвым. Тогда его оставят в покое. Он учился этому четыре года. А переучиваться придется всю жизнь. Он еще в начале пути.