Эдгар замирает. Кажется, он даже не дышит. Я смелая. И мне нравится. Он для меня – мир. Омут. Вершина. Моя и только моя. Неотделимая величина, без которой в моём организме не хватает хромосомы, а с ним – в самый раз.
Я обволакиваю его ртом, прохожусь языком по всей длине.
– Тая! – рычит он и зажимает ворс ковра в ладонях.
– Что, мой хороший? – дышу тяжело и, меняя позу, медленно погружаю его в себя. Немного. А потом ещё чуть-чуть. До тех пор, пока не сажусь полностью. Я наполнена им. Он во мне. И не только как мужчина в женщине. Это гораздо глубже.
Я сижу и сжимаю коленями его бока. Как наездница. Развратная и очень храбрая. У меня горят щёки.
– Это впервые, – смотрю ему в глаза. – Будь снисходителен.
– Я помогу тебе, – шепчет он горячечно и кладёт ладони мне на бёдра. Толкается внутри, приподнимаясь.
Я выгибаюсь от сладости, что разливается во мне. Начинаю двигаться. Ловлю ритм. Нахожу наиболее приятные точки соприкосновения. Наклоняюсь к нему. Увеличиваю темп.
Я гибкая и сильная. И сейчас – главная. Но это теряется, стирается, уходит на второй план, потому что мне хорошо. До ярких всполохов, что ведут меня за собой, пока я не растворяюсь в оргазме.
Всхлипываю. Бьюсь. Его мощные толчки только добавляют, ставят точки – яркие, как неоново раскрывающиеся лилии. Я чувствую, как он изливается в меня, достигает пика – и вот мы дрожим вместе. Опускаюсь на него, вжимаюсь, чувствую крепкие руки.
– Ты мой, – говорю твёрдо.
– Ты моя, – вторит он. – Запомни и не забывай.
Он собственник. Мой тиран. Мой самый лучший и добрый – дети это чувствуют. И кто я такая, чтобы не верить Пушинке-Насте? Если она видит в нём хорошего и доброго под километровой бронёй, значит и мне можно.
Хочется постучать по груди пальцем. Там, где сейчас ошалевше бьётся его сердце.
«Впусти меня. Я твоя. Откройся хоть на миг, чтобы я смогла протиснуться. И я согрею, растоплю твои льды. Подарю поцелуи, любовь, нежность. Ведь во мне всего этого так много. И всё это «много» растёт изо дня в день, потому что любовь границ не знает. И меры для неё нет. Она всеобъемлюща и прекрасна. И ты именно тот, кому я хочу подарить всё это».
На стене тикают часы. Спешат, отсчитывая секунды. В доме все спят. И только мы лежим близко-близко, сплетённые воедино. Хочется плакать от счастья и близости мужчины, без которого солнце на небе не встаёт.
Синица была не права. Он – Мироздание. То самое, что прислушивается к нашим просьбам и снисходит иногда, чтобы подарить каждому из нас немножечко надежды. Он моё персональное Мироздание. И я верю сейчас, что тоже смогу подарить то, чего никто и никогда не сможет ему дать.
Глава 47
Эдгар
Я всегда встаю рано. Привычка. Сколько бы я ни спал. Поваляться позволяю себе очень редко. Даже теперь, когда в моей жизни появилась Тая. Излишняя строгость к себе – я знаю. Я мог бы подольше быть с ней. Нежиться и дарить поцелуи.
Я дарю ей экстаз по утрам. Люблю ласкать её сонную, когда она на грани сна и яви. Когда она податлива и мягка, послушна и отвечает неосознанно. Не отталкивает, а прижимается. Мурлычет что-то, выгибаясь, раскрываясь для меня. Это не всегда половой акт, но оргазм для неё – обязательно.
В такие моменты мне кажется, что она моя навеки. Любит меня. Ждёт. Любит… Я бы хотел этого. Всем сердцем. Не хочу, чтобы она была со мной по обязательству. Но не могу сказать об этом. Сложно. Безумно сложно разобраться в том, что невольно давит нам на плечи.
То, что она не просто проходящая величина в моей жизни, я уже и смирился, и принял. И даже рад, наверное. Собака, дети и даже чёртов Леон, что, чем дальше, тем с большим восторгом смотрит на мою жену.
Я отторгаю его. Не приемлю только из-за этого. Всего лишь. Я пытаюсь думать, что он восхищается ею как человеком. Есть за что дарить ей и восторг, и восхищение, и уважение, чёрт побери. Но желательно, чтобы это был не Леон. И никто из находящихся рядом. Может, я был бы спокоен обожанием со стороны. За несколько километров от Таи.
Не помню, чтобы я ревновал кого-то из бывших пассий. Но никто из них не был моей женой. Разве что… да. Но лучше об этом не вспоминать. Я был молод и горяч. И дурак к тому же.
У меня ритуал: душ, а потом я возвращаюсь к сонной Тае, чтобы доставить ей удовольствие. Сегодня кое-кто сломал мои планы. В туалете кого-то выворачивает. Я рывком открываю дверь и вламываюсь. Я думал, там кто-то из детей. И сразу дурные мысли: отравились, заболели.
Но на меня смотрит испуганным зверьком бледная Синица. Так. Приехали.
– И давно это с тобой? – указываю глазами на унитаз.
Она идёт красными пятнами. Ей мучительно стыдно, что я застал её вот в такой позе – на коленях перед фарфоровой вазой.
– Нет. Кажется, я что-то не то съела, – бормочет она потрясённо, но голос у неё слабый, и сомнения слишком явственны.
Съела. Видимо, переела Севы, судя по всему. Наверное, на моём лице написан скепсис – не сумел с утра покер-фейс натянуть.
– Нет-нет-нет! – частит она, – это не то, что ты подумал! Я не могу быть беременна!
Как же. Не может. Трахалась, как сумасшедшая, а теперь «не может быть».