Это так… интимно, предназначено только мне. И я не хочу ни с кем делиться откровением. Но я горжусь, что вольно или невольно вырвала из его груди подобное признание.
– Тебе нравится? Я старалась, – опускаю глаза и украдкой провожу ладонью по гладкой обтягивающей ткани. На мне – фиалковое платье с лиловыми вставками. Очень откровенное в своём перчаточном облегании. Подчёркивает каждый изгиб тела. Я его выбрала сама, когда мы с Синицей бегали в поисках свадебного платья. Попалось под руку. И Эдгар его не видел. Может быть, поэтому я его сегодня надела. Одобрит ли? Кажется, да.
– Очень, – даёт он оценку, что приятно греет сердце. – Пойдём.
Я вкладываю руку в его ладонь. Он словно приглашает меня на танец – самый торжественный и важный.
Ухожу не оборачиваясь. Мне сейчас никого не хочется видеть. Только его.
Нас ждёт серебристое авто. Обтекаемое чудовище, похожее на ртутную гигантскую каплю. Мне нравится, хоть я ничего и не смыслю в машинах.
– Ты повезёшь меня в «Тарантеллу»? – спрашиваю, как только усаживаюсь рядом с ним на пассажирское кресло.
– Нет, – заводит он мотор. И столько решимости в его «нет», что я невольно смеюсь. – Хочу побыть с тобой наедине. Только ты и я. Никаких знакомых и детей.
Я мягко кладу руку на рукав его идеального пиджака.
– Прости, что втянула тебя во всё это. Ты не обязан был… Но я так счастлива, что они с нами.
Мне трудно говорить. Но хоть так.
– Тая, – он бросает на меня взгляд, – я сам, ещё раз говорю: сам принял решение. Это не упрёк. Я лишь хочу немного побыть с тобой. Без лишних глаз. Поговорить. Расслабиться. И ты заодно отдохнёшь.
Я киваю. Почему-то вместо того, чтобы расслабиться, я чувствую напряжение. Паника. Поговорить. О, господи…Лихорадочно перебираю умные темы и никак не могу сосредоточиться.
Кажется, он не замечает моего состояния. Мы приезжаем в какой-то ресторанчик. Наверное, очень дорогой. Он похож на избушку – деревянную, добротную, сказочную. Нам накрывают на веранде с видом на природу. Рядом шумит река, колышутся деревья. Воздух свежий и чистый. Оглядываюсь по сторонам.
– Здесь больше никого не будет, – шепчет он мне на ухо, и мурашки бегут по телу от его губ, что близко-близко, от его дыхания, что шевелит волосы.
Мы усаживаемся за столик. Нам накрывают, что-то несут. Я вижу только бутылку вина – тёмного, почти чёрного, но когда разливают его по бокалам, оно светится рубиново. Пробую осторожно. Вкусно. Аромат сумасшедший. А внутри словно огненный шар прокатывается.
– В последнее время я часто вспоминаю прошлое. Наверное, из-за случившегося.
Он не называет причину своим именем. Но я знаю, о чём он. Молчу, давая ему высказаться.
– В молодости так легко наделать ошибок. Может, всё было бы по-другому, если бы я не ушёл из дома. И отец не умер бы. Не знаю. Она права: я их бросил, не они меня. Это был мой выбор. Я так до сих пор и не знаю, о чём они спорили. Почему расстались.
Он ерошит волосы, они падают ему на глаза, но Эдгар не поправляет упавшие пряди. Беру его ладонь в свою. Глажу по кисти и пальцам, успокаивая. Он притягивает мою руку и утыкается в неё лицом.
– Сегодня я дал распоряжение детективам, что ищут её, проверить морги. Не знаю, что буду делать, если… опоздал.
Я никогда не видела его таким беспомощным и… отчаявшимся, наверное. Это не тот человек, что отдаёт команды и требует. Принимает решения и хладнокровно способен выдержать любой удар. Как оказалось, и у сильных есть вот такие моменты.
Простит ли он меня, что я стала свидетелем его отчаяния? Сможет ли забыть? Но сейчас я утешаю его, как могу. Глажу по лицу. Шепчу какие-то слова. И всё становится простым. Мы словно сравниваемся. На меня не давит его взрослость, а Эдгара утешает моя нежность.
– Мы её обязательно найдём, Эдгар, – обещаю, вспоминая о таинственном номере – единственной ниточке, что даёт надежду. Но я не хочу говорить ему о ней. Лучше я сама. Вдруг и там тишина, чтобы он не расстраивался ещё больше. – С ней ничего не могло случиться.
– Я уже не верю в нового мужика в её жизни, – признаётся он. – Что-то не то, понимаешь?
Я уже давно думаю так, но киваю, соглашаясь.
Он замирает. Встряхивает головой. Снова ерошит волосы, расстегивает пиджак, вытягивает длинные ноги, пригубливает вино. Долго молчит, а затем произносит тихо-тихо:
– Поцелуй меня, Тая. Притворись, что любишь. Поцелуй так, чтобы я поверил. Не надо слов, пожалуйста. Только чувства. Я пойму. Мне сегодня очень нужно, чтобы… ты понимаешь?..
Я понимала. Смотрю на него с грустью. Мне так больно, словно кто-то взял и загнал осиновый кол в моё сердце. Без слов так без слов. Мой суровый слепой Гинц. Ему не нужна моя любовь. Только немного жалости. На время, чтобы прийти в себя. Простит ли он когда-нибудь молчаливого свидетеля, что был рядом, когда у него всё болело и рвалось наружу?.. Я снова и снова задаю себе этот вопрос.
А затем я его целую, вкладывая в поцелуй всё, что я к нему чувствую. Целую так, словно это последний день на земле и другого не будет. Целую так, чтобы его проняло. Может, он всё же услышит, поймёт, догадается?..