Я мог бы этого и не говорить. Наш водитель только челюсти сжимает. Молчаливый робот. Скрытный и себе на уме. Надёжный, как несгораемый шкаф, где можно хранить даже собственные мозги. Убережёт.
– А теперь рассказывай, какого чёрта тебя занесло сюда. И какого чёрта ты удрала, отключила телефон?
Я киплю, а внутри такое дерьмо бушует, что хочется долго и нудно ей высказывать, что я говорил, предупреждал, просил. Что своим непонятным побегом она поставила на уши всех. А я чуть с ума не сошёл.
Она сидит такая усталая и жалкая. Укутанная в покрывало с головой. У неё грязь на щеке и носик торчит. Поэтому я мысленно начинаю считать: раз, два, три… чтобы не сорваться.
– Эдгар, – гладит она меня по руке. Осторожно, с опаской. Пальцы у неё ледяные. Я ловлю её руку и сжимаю ладонь в своей. Наверное, от ярости, что бродит у меня внутри, как злобный недоспавший медведь-шатун, ладони у меня горят.
Хочется закрыть глаза и расслабиться. Она рядом. Всё хорошо. Плевать на всё. Нашлась. Живая. Остальное как-нибудь переживём.
– Я нашла твою мать, Эдгар, – бьёт она меня по кумполу своей доверчивой простотой. – Поехала сюда, чтобы встретиться.
Ярость моя раскаляется добела. Знала. Промолчала. Ничего не сказала. Я слышу Таин сдавленный крик и понимаю, что слишком сильно сжал её пальцы. Как бы не сломал. Но в этот момент у меня хватает сил только отбросить её руку. Пытаюсь справиться с собой. Из груди рвётся рёв мамонта. Надо попытаться сосчитать до ста. Нет, лучше до тысячи. Чтобы не наговорить лишнего. Не сделать ей больно.
Её поступок – сродни предательству. Я открывал ей душу. Изливал боль, а она плела интриги за моей спиной.
– Эдгар, – голос её звучит тоненько. Наверное, будет плакать или уже. Но сейчас никакие слёзы меня не тронут. Я поворачиваюсь и смотрю ей в глаза. В бесстыжие лживые синие глаза, полные слёз.
– Мы вернёмся домой, и ты всё расскажешь. Всё. И попробуй только соврать мне, Тая Гинц. Одно слово лжи – и ты пожалеешь, что не осталась доживать век со своей мерзкой тёткой.
Глава 57
Эдгар
Она морщилась и баюкала руку – на коже уже проступили багровые пятна, что скоро превратятся в синяки. Нужно сделать рентген. Я сволочь и гад, забывшаяся скотина. Но чувство вины и проснувшаяся совесть не отменяли моей ярости.
Тая не плакала больше. Не проронила ни слова, пока мы добирались домой. Не выглядела она и поникшей: плечи расправлены, губы упрямо сжаты.
Дети было кинулись к ней, забросали вопросами, но, увидев наши каменные лица, сникли. Марк оттянул Настю. Они пятились до самой комнаты. Смотрели испуганно. Чёрт.
– Я скоро приду, – крикнула им Тая. – Под дождь попала, мокрая. Замёрзла.
Хоть кто-то из нас попытался их успокоить. Если честно, не находил слов. Каменный идол, с куском породы вместо сердца.
Тая зашла в спальню, набросила халатик и отправилась в душ. Молча. Собственно, ей не нужно было ни о чём спрашивать. Я бы сам её туда засунул после всего. Но она не нуждалась ни во мне, ни в моей заботе. Я душ принимать не стал, лишь переоделся.
– Ида, – попросил я домработницу, – приглядите за детьми. Нам с женой нужно поговорить.
Не сговариваясь, мы отправились на кухню. Не в спальню и не в большую комнату, а на нейтральную территорию, где будет легче произнести любые слова.
Я плотно закрыл за нами дверь. Сел за стол. Чувствовал себя царьком недоделанным, но продолжал пылать.
– А теперь я хочу услышать правду, – цежу слова, словно через мелкое сито. Сдерживаю себя. Пытаюсь говорить ровно. Выходит холодно и угрожающе. Пусть. Сейчас мне важно, чтобы она не начала юлить.
Тая садится напротив и смотрит мне в глаза.
– Я скажу. Скажу правду. Я и не собиралась тебе лгать, Эдгар. Поступила неправильно – согласна. Этому есть объяснение. Но прежде чем я начну вываливать тебе на голову кирпичи, хочу, чтобы ты уяснил: я не рабыня, Эдгар Гинц. И не заслужила такого отношения к себе. Не заслужила боли и недоверия. И вот этого – тоже не заслужила, – показывает она мне многострадальную руку. – Ты мужчина, и, будь добр, умей держать себя в руках, а руки свои каменные – подальше от меня. А уж если тебе хочется показать свою силу – выйди и трахни кулаком о стену. Можешь и головой приложиться, если слишком припекает. Я не твоя собственность – уясни это. Я всего лишь должна тебе деньги, но ты меня не купил, как рабыню на рынке.
«Я купил тебя», – крутится в голове, но я стискиваю челюсти, чтобы не произнести эти слова вслух. Моя смелая девочка. Злюсь и восхищаюсь тобой. Но это не даёт тебе права поступать со мной, как с плюшевым мишкой. Я не мальчик для бития, и уж тем более – не тот человек, с которым можно играть.
– Ты хотел найти мать, я помогла тебе.
– Как ты это сделала, Тая? – в голосе моём – обманчивая мягкость. – Её искали профи. Искали среди живых и мёртвых. Но я аплодирую стоя: никому в голову не пришло искать её в женском монастыре. Как же ты смогла вычислить? Или у вас был сговор, о котором я не знал?
Она смотрит на меня с жалостью.