Тот, кто меня купил

— Я тоже хороша. Обманула. Удрала. Подвела людей. Веня и Андрей работы лишились. Из-за моей глупости и дурацкого поступка. Эдгар искал меня. В общем, одно к одному. Я не сержусь на вас, а вы уж как сможете, девчонки.

— Теперь ты от нас отмахиваешься, — Линка расстроена, руки сжимает на груди. — Два года дружбы — это ж не просто так, Тай?

— Не просто, — киваю. — Но когда у каждого из нас появляется что-то личное, важное, своё, приходят моменты, когда ставятся двери. Закрывают пространство, в которое никому нельзя. Только двоим, чтобы разобраться. Поговорить. Не давать вмешиваться. Никому. А помогать надо, когда просят. Или… даже не знаю.

Почему-то вспоминается Эльза, которой никто не помог, когда она нуждалась в чьей-то поддержке. Где та грань, за которую даже друзей пускать нельзя? Где то универсальное мерило, по которому видно, что человеку нужна твоя помощь?..

— Я виновата перед тобой, Лин, — говорю  Синице. Смотрю ей в глаза. — Это я попросила Эдгара, чтобы он Севу от тебя оторвал. Наверное, я не должна была вмешиваться. Лезть в ваши отношения. Иначе двойные стандарты получаются. Каждому суждено пройти свой путь. Поэтому… будет плохо — придёшь, выслушаю. Подставлю плечо. А с этого момента — сама, ладно? Как считаешь нужным.

Это жёстко. Линка задыхается. Слёзы у неё на глазах.

— Я знаю, — тихо-тихо, за галдежом у двери в аудиторию можно и не услышать. — Сева вернулся. Звонил мне. Я… отшила его, Тай. Потому что ты правильно вмешалась. Ничего из этого не вышло, кроме ребёнка. Я не нужна ему. Так, развлечение. Но самой вынырнуть тяжело. Пошла б камнем на дно. Не сержусь я, Тай. Ты влезла, да. Но вовремя. Я подумала об этом ночью. Ты смогла, неравнодушная моя, а я сбежала. В тяжёлую минуту оставила тебя одну. Какой же я друг, если легко и просто предаю? Мы ведь все не идеалы, не без греха.

Я обнимаю их — Линку и Ольку. Одну — безбашенную красотку, непоседу, верующую в Мироздание, вторую — скрытную молчунью, из которой слово трудно вытянуть.

— Всё. Мир, дружба, сосиски. И экзамен, конечно. Надо пойти, сдать и перейти на третий курс.

— Вы у меня самые родны-ы-ы-е-е, — хлюпает носом Синица. — После мамки с папкой, конечно.

У неё, видать, гормоны шалят — глаза без конца на мокром месте. Олька жмётся ко мне, но взгляд прячет. Что за тайны хранит она? Я бы, наверное, хотела знать.

— И для тебя, Оль, тоже моё плечо всегда найдётся , — шепчу почти на ухо. Вдруг понадоблюсь — всегда поддержу. Но спрашивать ни о чём не буду, хоть и очень хочется.

Олька вздыхает, отворачивается. Плечи её поникают, как стебли цветов под очень тяжёлым грузом.

— Не могу я, Тай. Может быть, когда-нибудь. Позже, — бормочет и почти сбегает.

Я смотрю ей вслед. Олька влетает в аудиторию, как только оттуда выходит первый отстрелявшийся счастливчик.

— Что это с ней? — икает от неожиданности Линка. Я подсовываю ей бутылку с минералкой.

— Да так, — вздыхаю. Слишком много скелетов. Давят.

— А, ну да, ну да, — кивает Синица. — Лишь бы не задушили её эти тайны. А всё остальное переживём. Пошли, подруга. Наша очередь штурмовать последний экзамен.

И мы входим в аудиторию вместе. Одна за другой. Мне ничего не страшно, правда. Хочу только одного: чтобы быстрее прошёл этот безумно долгий день. Чтобы Эдгар вернулся домой. А дальше я справлюсь. Сумею. Потому что когда любишь, способен не только на подвиги, но и на ожидание. На тихое «прости». На умение прощать боль, забывать обиды и растить хрупкую надежду, что ты тоже что-то значишь для мужчины, которого выбрало твоё сердце.

64. Эдгар

Я еду в небольшой провинциальный городишко, где родился и вырос, провёл детство и юность. Здесь свой уклад и традиции и почти все друг друга знают. Время идёт, а он не меняется. Немного дряхлеют дороги, ветшают домики, а всё остальное — как и прежде. Наверное, я мог бы пройтись по улицам с закрытыми глазами.

Я езжу сюда каждый год — на могилу отца. Как ни странно, не испытываю ностальгии и благоговения. Наверное, слишком рано вылетел из гнезда, чтобы скучать по этим местам.

От быстрой езды в голове проясняется. У меня нет чёткого плана, но кое-какие шаги я всё же просчитал. Прокручиваю историю, что поведала мне мать, и так и эдак. Проваливаюсь в прошлое и вспоминаю всякие мелочи.

У нас никогда не бывало в доме гостей. Ни мужчин, ни женщин. Тогда это не казалось мне странным. Хватало родителей и их внимания. Не помню пышных праздников и застолий. Отец не пил, мать тоже. Семейные торжества проходили тихо и, можно сказать, обыденно.

В школе я дружил со всеми, мне не запрещалось водить товарищей в гости. И уроки вместе учили, и чудили иногда. Но мой дом — не место, где бы собирались с радостью. Отец слишком строгий и невесёлый. Мать — наоборот, привечала всех и кормила, за что отец ей вычитывал — всплыло в памяти, вот же…