Тот, кто меня купил

И в какой-то момент всё заканчивается. Поцелуй становится нежнее и ласковей. Невесомее. Пока не исчезает совсем. Эдгар дышит чуть чаще, чем до этого. Его пальцы касаются моих губ. Словно проверяют их на упругость или кто его знает, на какие ещё качества. Но, наверное, мужчине нравится то, что он ощущает и видит. Так мне чудится.

Он гладит меня по лицу. Трогает волосы, затянутые узлом на затылке. А затем легко обхватывает ручищами мою талию и приподнимает, ставя на пол, как вещь. Встаёт сам.

— Завтра я заеду за тобой утром. Будь готова. В восемь.

— У меня университет, — всё же возражаю, пытаясь отвоевать свои позиции хоть в этом. — Пожалуйста, не лишай меня главного, — робко прошу, унижаясь. Ради учёбы я могу и прогнуться. Столько боёв выиграно в прениях с тёткой. Неужели сейчас всё пойдёт прахом?

— Чёрт, — ерошит он светлые волосы, отчего они небрежно падают ему на высокий лоб. — Забыл. Тогда сделаем так. Утром я пришлю водителя, он отвезёт тебя в университет. После занятий заберу. В два? В три?

— В два, — я чуть не танцую от радости и не могу скрыть счастливую улыбку.

— И, кстати, — останавливается он на пороге, — философия или филология?

— Философия, — продолжаю улыбаться. Мне сейчас тупо хочется его расцеловать за уступку. — Бюджетное место. И всё такое. На филологию вечно огромный конкурс.

— Лишь бы куда? — хмыкает он. Не презрительно, не обидно, а уточняя.

— Лишь бы учиться и получить высшее образование. Так всегда хотела моя мама. Это единственное, что я помню почему-то.

Он больше ни о чём не спрашивает. Кивает, давая понять, что понял.

— Отдыхай. До завтра.

И за ним закрывается дверь. А я остаюсь одна. В пустой квартире, что пахнет ремонтом и тишиной. Как птица в золотой клетке.

10. Тая

Ночью позвонила тётка. Я совсем забыла о ней — шаталась по квартире, как пьяная, и никак не могла уговорить себя упасть на идеальную поверхность огромной кровати. Настоящий сексодром. Слишком большое пространство для одной. Здесь явно место для двоих. Он будет требовать исполнение супружеского долга? Или нет?

— Цветочек мой, а ты где? — да, тётя Аля меня контролировала. К этому времени я обычно всегда возвращалась из ресторана.

Она никогда не спала, следила, чтобы я хорошо закрывала входную дверь. Бурчала, что я включаю свет и трачу электроэнергию, а позже бухтела, сколько можно намываться в душе — воды на таких, как я, не напасёшься. В общем, ни одна муха мимо её зоркого глаза зря не пролетала. И вот я нарушила стройный ход течения естественных событий.

— Я с Эдгаром, — говорю специально тихо, словно боюсь разбудить спящего рядом человека. — Ты же этого хотела?

— До свадьбы? — выдаёт моя тётка, а я так и вижу, как она поджимает ярко накрашенные губёшки.

— А что вас смущает? Вы же так хотели, чтобы я замуж за него вышла.

— Дура ты, Тайка, — шипит тётка, — кто ж самое ценное до штампа в паспорте отдаёт? Ну, ладно. Скажи спасибо, что у тебя тётя есть. Женится он, никуда не денется.

Бессмысленный разговор. У тётки вместо мозгов калькулятор какой-то. Вечно она что-то просчитывает, придумывает, чтобы потом легче было козни строить. Лучший способ свалить с ног Гинца — напустить на него бешеную собаку тётю Алю. И покусает, и облает, и управу найдёт. И горло перегрызёт, если надо. А лучше — выгрызет то, что ей нужно. Совершенно беспринципная. Склочница и кляузница.

Я к ней попала из тех же соображений: тётка увидела пользу от сиротки. Квартиру выбила. А так, пока я по семьям да интернатам кочевала, даже не подозревала, что у меня есть тётя, мамина сестра двоюродная.

Я таки решилась. Опробовала душ, а затем, откинув покрывало, вытянулась на новых простынях. Незабываемые ощущения. В своих мечтах я часто представляла именно это: убежать от тётки, купить комплект хорошего постельного белья и насладиться новизной его запаха. И вот случилось. Синица сказала бы сейчас, что ничего удивительного: запрос мирозданию ушёл — и вот результат. Но я не верю в мироздание, поэтому сбывшаяся мечта — всего лишь стечение обстоятельств.

Я чуть не проспала: как ни странно, меня подвела тишина. Не хватило тёткиного ворчания: она всегда просыпалась рано, и даже если не шла на работу, стенала, кряхтела, бубнила, пила чай, высказывала недовольным голосом стенам своё неудовлетворение качеством не жизни, а существования. В страшном сне я не могла предположить, что однажды мне не хватит её бухтения.

Консьерж вежливо со мной здоровается. Не смотрит в мою сторону. Холодный суровый дядька с сизой щетиной на щеках и коротким седым ёжиком на голове. Безупречно вежливый. Лишь в крепко сжатых губах чудится мне вчерашнее презрение. Но, может, я предвзята.

Водитель уже ждёт меня. Ещё один молчаливый сталагмит.

— Игорь, — представляется он мне, открывает дверцу и захлопывает рот.