Я, наверное, хотела бы от него ребёнка. Но он не оставил мне шанса: мы побывали у гинеколога, где мне прописали курс противозачаточных таблеток. Это было его желание и приказ. Он не хочет. И снова мне пришлось подчиниться. Слишком всё зыбко. И я не уверена, что смогу плыть одна в лодке с собакой и ребёнком.
Я не обманывала его ни в чём. Но вчера видела, как он крутил в руках упаковку противозачаточных. Наверное, пересчитывает. Проверяет. Не доверяет до конца. И от этого горько. Я не заслужила. Но спорить и высказывать — нет смысла. Поэтому на устах моих печать. Пусть будет так.
— И всё таки — собирайся.
У Эдгара блестят глаза. И улыбка у него замечательная. В такие моменты он выглядит гораздо моложе. — Тебе понравится «Кофейка».
Мне уже нравится. Звучит тепло и напоминает ласковое слово «котейка». Интересно, если я приволоку в дом кота, как это переживёт команданте Че?
На кухне уже пять гераней. И все цветут. И Эдгар это пережил. И даже поливал диффенбахию — я видела. А вчера подарил мне букет разноцветных альстромерий.
— Давай, давай! — поторапливает он меня. И я снова подчиняюсь, хотя идти мне никуда не хочется. Может, это интуиция подсказывала: лучше бы мы сидели дома, потому что в «Кофейке» нас ждал не только приветливый уют, но и неожиданный и не совсем приятный сюрприз.
32. Эдгар
Я люблю смотреть, когда она ест. Это эстетическое наслаждение. Жаль, не могу наблюдать за этим действом постоянно: появляюсь поздно, когда Тая уже поужинала, поэтому приходится довольствоваться лишь тем, как она пьёт чай. Обхватывает чашку двумя руками, словно греет руки. Делает маленькие глоточки и жмурится.
Она любительница экспериментов и разных вкусов. Пробует, что-то придумывает, у неё неплохо получается готовить. Иногда у неё не выходит.
— Редкостная гадость, — доверительно сообщает она и добавляет: — Но рука не поднялась выкинуть. Ты должен попробовать.
И я пробую. И не всегда это гадость — только необычный вкус или состав, к чему она не привыкла. Я покупаю для неё очень много продуктов, чтобы она комбинировала, искала новые рецепты. Ей доставляет это удовольствие. Разве я могу лишить её такой малости?
Именно поэтому тяну Таю в «Кофейку» — там тихо и уютно. А ещё у меня есть возможность посмотреть, как она ест пирожные. Без разницы, что на дворе ночь. Моя девочка позволяет себе иногда и в позднее время перекусить, если очень хочется. От этого она не становится даже ланью. Тем более, что вечерние пробежки с Че кого хочешь вымотают и не позволят нарасти лишним килограммам.
Мы уже расположились за дальним столиком, и я успел заказать и кофе, и чай, и пять разных десертов.
— Я лопну, Эдгар, — сияет она, как полная луна на чистом небе, — но попробую всё.
В этом тоже есть свой смысл: девочка со сложной судьбой вряд ли в жизни видела много хорошего. Для неё еда — некий фетиш, и я готов её баловать тем, чем могу: вкусностями, сексом, мелкими радостями. Пусть покупает цветы. Пусть с удовольствием носит новые платья и выбирает красивое бельё. Ничего не жаль. Лишь бы видеть её улыбку.
Я прошу зажечь свечу на столе. Ей нравится. Это романтично. А мне доставляет удовольствие смотреть на румяные щёчки своей жены. И прикасаться к ней нравится. Я эгоист. Забираю у неё одну руку. Сплетаюсь с ней пальцами. И задыхаюсь от разрядов, что пронзают меня насквозь.
Ещё никогда я не хотел женщину так, как собственную жену. Постоянно. Нестерпимо. Как подросток с буйством гормонов. Будь моя воля, я брал бы её везде, где только можно. Никогда не подозревал, что во мне столько страсти. Я прожил тридцать семь лет и считал, что сумасшедшие страсти — это не про меня. Любил и люблю секс, но никогда эта сторона жизни не туманила разум и не переполняла меня до краёв, как сейчас. Я ощущаю себя вечно молодым и вечно пьяным. Как в песне.
— Эдгар, — улыбается мне Тая.
— Что? — спрашиваю и разыгрываю холодную невозмутимость.
— Просто так. Мне нравится произносить вслух твоё имя.
Сердце заходится в бешеном ритме. И мне нравится, когда моя жена называет меня по имени. Просто так. Чтобы слышать, как я откликаюсь. А я отзываюсь. Тянусь к ней и бью себя по рукам. Если она залезет мне под кожу, то станет моим вирусом. Как потом жить с ним?
Я могу понять, почему она хорошо ко мне относится. Богатый. Щедрый. Не маньяк. Хоть она и боялась. Страшилась, что я хренов извращенец. И я не обижу её, когда всё закончится. Не оставлю без поддержки.
Вчера я малодушно смотрел на противозачаточные таблетки, которые же сам ей и навязал, и думал: а не выкинуть ли их к чёрту? Не заменить ли на какие-нибудь витамины?
Я считал эти кругляшки и надеялся, что она забывает их пить. Там всё сходилось, как в аптеке. Но я упорно мечтал, чёрт побери, что она хитрит по-женски: спускает, например, их в унитаз. Какое-то иррациональное чувство — противоречивое и нелогичное. Я заставляю, приказываю, диктую. Она соглашается и не перечит. Делает так, как я хочу. Но почему тогда во мне растёт раздражение? Желание, чтобы она взбрыкнула, ослушалась, поступила вопреки?