Тот, кто меня купил

— Кажется, он ревнует тебя ко мне, — чертит она указательным пальцем линию от моего виска до подбородка. В паху вспыхивает пожаром. Член мгновенно каменеет от этого простого жеста.

— Вот я не уверен. Возможно, наоборот. Галстук, Тая, галстук.

— Это была приёмная семья, — вздыхает она и продолжает водить пальцами по моему лицу. Кажется, я сейчас из штанов выпрыгну. — Я там не прижилась. Я завязывала галстук дяде Пете. Научилась по Интернету. Это легко. Чёткая последовательность. Но почему-то многие путаются. Забывают, что ли.

— Почему не прижилась? Он приставал к тебе? — в висках стучат молоточки, и я сдерживаюсь, чтобы не выплеснуть внезапно вспыхнувший гнев на ни в чём не повинную Таю.

— Господь с тобой, Эдгар, нет. Он был очень хороший. Милый и добрый. Жена ему только досталась жуткая. Это из-за неё. Она не смогла. Ревновала его ко мне и очень быстро избавилась. А там вскорости тётка меня подобрала.

— Кофе ты тоже ему варила? — мне хочется прибить жуткую бабу, которая могла взять и вышвырнуть ребёнка из своей жизни, словно он предмет устаревшей мебели. И дядю Петю мне хочется треснуть за мягкотелость и неумение защитить человечка, который искренне к нему привязался.

— Нет. Больше себе. А ещё я иногда тайком помогала баристе Гены Падловича. Она замечательная. А мастерица какая!

Женщины не так часто искренне восхищаются друг другом. У Таи это получается великолепно. Щедрая на комплименты. Это она замечательная. Слишком чистая моя девочка.

— Зря ты там не попробовал кофе, — сверкает она синими глазищами и добавляет доверительно: — Кухня там, конечно, дрянь. Но только с тех пор, как Падловича повар бросил. То, что Гена проигрывает на еде, неплохо компенсирует кофе. К нему со всей округи ходят. Просят то с сердечками, то с собачками.

Тая заливисто смеётся, ей вторит Че Гевара. А мне в очередной раз хочется прижать её к себе. Сильно. Чтобы почувствовала силу моего желания. Зарыться лицом в волосы цвета горького шоколада. Поймать губы. Провести руками по груди. Залезть под резинку её штанишек.

— Одевайся, — командую я. — По вечерам мы теперь бегаем. Со мной или без меня. Но с Че Геварой — точно. Ему пора уже прогуляться. Так что спортивная форма одежды.

— Да я с радостью! — кидается она опрометью в спальню, а мы с псом остаёмся в гляделки играть.

— Как думаешь, Че, я хоть немного её достоин?

Пёс звонко лает и кивает башкой.

— А вообще я говнюк, да?..

Че снова со мной соглашается. Очень интересно. Поддержал, называется. Ну, тогда контрольный выстрел:

— Может, мне её бросить, пока не поздно, а?

И тут этот дредовый фраер отрицательно мотает башкой. Так, что уши во все стороны разлетаются. Вот и верь, что собаки ничего не понимают. Может, у кого как. А наш Че — самый умный. С ним беседы беседовать — одно удовольствие.

— Я тебя понял, дружище, — вздыхаю и мучительно думаю, где его поводок. Пока я брожу по квартире в поисках, пёс приволок его сам. В зубах. Мда. Наш ещё и мысли читает. И как, спрашивается, мы без него жили целых три дня?..

31. Тая

С того самого дня, как Че Гевара появился в доме, всё резко изменилось. Не могу сказать, что понимаю, с чем это связано. Ну, не с собакой же. Смешно. Но градус наших с Эдгаром отношений значительно потеплел.

Он оставался, наверное, всё таким же жёстким и неуживчивым, непримиримым в некоторых вещах и суждениях. Я научилась улавливать его настроение, усталость, раздражение. К слову, плохих эмоций тоже стало поменьше. Он словно оставлял большую часть проблем и негатива за дверьми. И домой являлся почти примерным мужем.

С ним не было скучно. Наоборот. Каждый день прибавлял новых граней. Я узнавала его. Он присматривался ко мне.

Противоречивый, но щедрый. Резкий, но — я чувствовала — где-то там, очень глубоко, ранимый. Он не показывал. Скрывал. Но разве можно спрятаться, когда в доме нас трое вместе с собакой?

У него был пунктик: каждое утро и каждую ночь он любил меня. Нежно и страстно. Доводил до таких сверкающих пиков, что я нередко думала: как я раньше жила без этого? Без его рук и губ, его умения высекать из меня искры, зажигать пламя . Он сгорал вместе со мной. Не разменивался, не поучал, не выступал в роли пресыщенного жизнью мачо, который познал всё, и теперь всего лишь развлекается.

Он настолько ярко и безраздельно отдавал и отдавался, что мне постоянно хотелось пригреть на груди этого неистового мальчишку. Юного, но опытного, умеющего дарить себя без остатка. Кажется, если бы вдруг мне нужна была его кровь, он бы отдал свою не раздумывая.

Хотелось спрятать его от всего мира. Я плавилась от его горячего тела. А ещё больше — от противоречий и нежелания открыться полностью не только в сексе. Мне постоянно казалось: вот он, настоящий. Пусть на несколько часов, когда забывал обо всём и с наслаждением дарил мне оргазмы.

Я бы согласилась на меньшее, чтобы чаще видеть его таким вне постели. Я бы согласилась спать у его ног, охраняя сон, лишь бы он почаще приоткрывался. Но пока приходилось довольствоваться тем, что он предлагал мне.