— Пахнет кровью. Ты ранена?
Я не могу ответить.
Макс включает свет и вскрикивает от ужаса. Зрелище ещё то: я вся в крови, хотя и не своей. Силюсь сделать вдох и тру шею и грудь окровавленными руками. Не удивлюсь, если эта сцена будет ему сниться. Что ж, как говорится, 1:1.
Макс сажает меня на стол у раковины, удерживает одной рукой, а другой включает тёплую воду. Проверяет её температуру, как будто я — маленький ребёнок.
— Опять ты бьёшь в раковине стекло. У тебя что, хобби такое? — мягко усмехается он, оправившись от шока. Я не отвечаю, а смотрю в его глаза, потому что в этот момент они — якорь. Без его взгляда меня совсем снесёт паникой. Макс чувствует мой ужас и легко поглаживает запястье большим пальцем. «Шшш», — в полуулыбке прикрывает глаза, успокаивает, выжимает полотенце и стирает кровь с шеи и рук. Проверяет каждый пальчик, находит порезы, осторожно прислоняет меня к окну и достаёт пластыри. Я слежу за ним так внимательно, что глазам становится больно. Всё смешалось в моей голове, я больше не знаю, чего и кого бояться.
Закончив, Макс поворачивается и отталкивает неподвижное тело Игоря ногой.
Вот такой он — нежность и убийственная холодность в одном человеке, и мне теперь знакома вся эта смесь.
— Вроде заклеил все царапины, — говорит Макс и смотрит на меня, оценивающе и сурово. Видит распахнутые глаза с остатками паники, искусанные губы и растрёпанные мысли. Мне хочется что-то предпринять, очень решительное, но я не знаю, что. Поблагодарить его за спасение? Убить за прошлое?
— Он жив? — умудряюсь спросить я, кивая в сторону Игоря. Всё-таки я — медработник.
— К сожалению, да. Он оклемается через пару минут, так что пойдём.
Макс бросает неуверенный взгляд в сторону моей комнаты, потом кивает своим мыслям и несёт меня наверх, в детскую. Усаживает в кресло рядом с Диминой кроватью, закрывает пледом, несмотря на жару, и наклоняется к самому уху, чтобы не разбудить племянника.
— Я попрощаюсь с ребятами и вернусь. Пока ты здесь, я буду прямо за дверью, так что спи и ничего не бойся.
Ничего не бойся.
От моей жизни можно сойти с ума.
Я раздумываю о его словах, когда слышу рядом возню и шорох простыней. Дима сонно потягивается и дёргает меня за руку.
— Он тебя спас?
— Что? — не понимаю я.
— Я слышал крики и шум на кухне. Максик тебя спас, да?
— Да.
Да, он меня спас.
— Вот видишь! — удовлетворённо сопит Дима и снова засыпает. Нет. Нет. Нет. Это не считается.
Я дремлю в кресле, поджав ноги, и размышляю о том, что мне совсем не страшно. Меня не волнует, что случилось с Игорем, несмотря на то, что Макс его ударил, причём очень сильно. Судя по крикам, которые долетают до детской, Игорь жив и очень зол, но эта мысль не задерживается в моём сознании.
Я больше не боюсь чёрного взгляда Макса, его давящего присутствия и даже того, что ждёт меня дальше. Я больше не боюсь. Может, это и есть катарсис?
Когда я отправилась в свою комнату, было уже за полночь. Как и обещал, Макс сидел в кресле в комнате напротив и читал газету. Кивнув ему, я прошла мимо, не спрашивая об Игоре. Мой сосед по вагону остался в прошлом, как и всё остальное.
**********
…- Двигайся! Слышишь, что говорю? А ну быстро пошла, а то убью! — Взбешённый шёпот, тычок под рёбра, и Олави тащит меня за волосы.
Ноги не слушаются, я всё ещё чувствую на себе взгляд чудовища. Только бы он меня не нашёл! Только бы не выбежал в сад, чтобы забрать меня себе.
— Я его боюсь! — шепчу в ответ, и Олави больно дёргает меня за волосы и волочит по низкому кустарнику.
— Быстро! Меня надо бояться, а не его! Поднимайся!
Карабкаюсь на ноги, хватаюсь за его брюки и тут же получаю весомый удар в лицо.
— Совсем дура, что ли, ты чего встала в полный рост? Молчи и быстро двигайся за мной. Если нас остановят, скажешь, что мы просто гуляем. Поняла?
Да.
Просто гуляем. Я полураздета, вымазана в земле, вся в занозах, с разводами косметики на лице.
Мы бежим вдоль заборов на полусогнутых ногах. Ремешок босоножки цепляется за куст и лопается, но у нас нет времени на остановку. Я хромаю, но стараюсь не отставать. Прямо «Золушка» на новый лад. Олави заталкивает меня в машину и бьёт наотмашь. Я покорно принимаю наказание, потому что за эти несколько дней привыкла к тому, что он винит меня во всём. Отлетаю к противоположной двери, прикусываю язык и сжимаюсь в комок, надеясь стать невидимой.
Олави поворачивается к водителю и кратко объясняет: — Нас подставили. Ребята меня прикрыли, но их взяли, и машина срывается с места. Убедившись, что за нами нет погони, Олави снова занялся мной. — Дура! Ты зачем орала? — Когда он входит в раж, то кажется невменяемым. Разительный контраст с холёной внешностью успешного мужчины. — Совсем свихнулась? Только пискни, я тебя… — Перед глазами блестит нож. Олави нравится угрожать мне ножом, он наклоняется ближе, усмехается, впитывая мой страх. Задирает юбку, смотрит на трусики и довольно улыбается. — Он не успел тебя трахнуть, да? Вот же, мудак…
Снова бьёт, но уже не так больно.
— Приведи себя в порядок, и чтобы ни звука, пока не окажемся в поезде. Поняла?