Тот, кто меня вернул

— Где автомобильное кресло? — немедленно спросил АД, пресекая разговор на опасную тему.

Жене сразу полегчало. Сунув мне сумку с детскими причиндалами, она подмигнула. Подмигнула!! Ох, я завтра ей устрою…

Гриша вертелся в моих руках, как громадная гусеница. Пыхтел под слоями одежды, выгибался, не желая усаживаться на место. Ругаясь, хотя и приличными словами, АД закрепил ремни вокруг детского кресла и сел за руль. А я куда?

Открыла переднюю дверь, но АД покачал головой и взглядом показал, чтобы я села с Гришей. Я и сама знаю, что придётся, но злюсь из принципа. Раз я женщина, значит, должна знать, что делать с ребёнком. Одно дело поиграть с ним дома. Совсем другое — отправиться в поход. Мы ещё не отъехали, а он уже хнычет, сплёвывая своё недовольство на оранжевую материю комбинезона. А я… я — хирург, да ещё и не детский. Само собой, педиатрию проходила. Могу выписать ему антибиотик, проверить уши, пропальпировать живот, но не думаю, что это развеселит ребёнка в дороге.

Хлопаю дверью машины и сажусь рядом с Гришей. На его лбу — бисерины пота, он кряхтит и выгибается в кресле.

— Ему жарко, — объявляю АДу. Мы смотрим друг на друга и молчим. Мысль о том, что придётся расстегнуть ремни, снять комбинезон и усадить Гришу обратно, пугает нас обоих. Синхронно качаем головами — нет, это слишком большое испытание.

— Поеду побыстрее и открою окно! — заявляет гениальный доктор АД и трогается с места.

— Не тупи, АД, нельзя устраивать сквозняк. Гриша простудится.

Снимаю с ребёнка капюшон и шапку и мысленно прикидываю, как буду развлекать его по пути в город. Однако Гриша всё решает за меня. Одно слово — мужчина. Цепкими пальцами ловит горсть моих кудряшек и тащит в рот. Посасывает, чмокает с нескрываемым удовольствием.

Как ни стараюсь, не выпутаться. Только если резать.

Наклоняюсь ближе и ловлю удивлённый взгляд АДа в зеркале. Нечего так на меня пялиться. Если есть идеи получше, пусть не стесняется. Боюсь отстраниться, вдруг Гриша снова заплачет. Сижу, согнувшись, предоставляя ребёнку полный доступ к моим волосам, и проклинаю Женю и её глупые идеи. Хорошо хоть волосы чистые.

Прикрываю глаза и устало выдыхаю. Моя жизнь превратилась в странный сон на грани бреда.

АД высаживает нас у входа в супермаркет, закрепляет детское кресло в тележке и отправляется на парковку со словами: «Я быстро».

На его месте я бы сбежала. Да и он небось сбежит. Засядет в баре на весь вечер, чтобы запить это путешествие. В пятницу вечером только в бар и идти.

— Поехали, Гриша. Будем надеяться, что дядя АД нас не бросит, — заявляю жизнерадостно.

Дядя АД!

Как я допустила такое сумасшествие в моей чётко продуманной жизни?

Если прошлая поездка в супермаркет показалась мне странной, то эта была полным беспределом. Возникло подозрение, что люди ходят в магазины, чтобы пообщаться. Как только видят молодых мам с детьми, кидаются на них с расспросами и советами. Чем младше ребёнок, чем труднее избавиться от советчиков. А уж если рядом идёт заботливый мужчина…

Насчёт заботливого не знаю, а вот ошарашенный — это да.

— Как замечательно, что вы ходите в магазин всей семьёй! — похвалила сердобольная старушка.

После минуты неловкого молчания АД буркнул: — Мы стараемся, — и толкнул тележку изо всех сил, чуть не опрокинув Гришу.

Ребёнка щекотали, дразнили и тыкали. С добрыми намерениями, конечно, но тем не менее.

Меня спрашивали про прикорм, советовали смеси, каши и рассказывали про скидки.

Скучающих покупателей привлекало беспомощное выражение наших лиц.

Когда пятая по счёту женщина похвалила мою фигуру, отлично сохранившуюся после родов, я поневоле возгордилась.

— Это не твой ребёнок, — напомнил АД с тихим смехом, и я натянула пальто, чтобы не привлекать внимание.

Гриша расплакался в самый неподходящий момент — когда мы платили за продукты. Я взяла его на руки, пока АД перекладывал еду в пакеты. Усталый и сонный, мальчик тёрся пуговкой носа о мою щёку, вызывая невольную улыбку.

Заплатив, АД толкнул тележку к выходу.

— Чему ты улыбаешься? — удивился он.

— Гриша забавный. Искренний, как и все дети. Рядом с ним я чувствую себя нужной.

— Это временно, — ответил АД, покосившись на ребёнка. — Дети вырастают и плюют на тех, кто их вырастил. Наша самая большая ошибка в том, что мы исходно думаем, что кому-то нужны.

Он сказал это посреди тёмной парковки, покрытой грязной коркой вчерашнего снега. Обрушил на меня горькие слова, невольно обнажая нечто личное, давно и надёжно спрятанное.

Он пожалеет об этом откровении, очень пожалеет.

АД действительно пожалел о сказанном, причём сразу. Попытался размазать значение этих слов и перевести разговор в пустую философию.

— Никто никому не нужен, — сказал он с напускным равнодушием, закрепляя кресло в машине.

— Я бы так не сказала.

— А я бы сказал.